Шрифт:
Мы поставили клетку на табуретку, сами сели перед ней на диван, и я наконец развязал материю.
Мой Жако сначала помигал своими круглыми желтыми глазами, прошелся по жердочке и вдруг раскатисто и картаво, ужасно смешно сказал: «Здррравствуйте!..»
Я радостно захохотал.
— Ты слышал? Ты слышал?.. Сейчас он скажет: «Попка дурак» и «Привет хозяину».
Но Жако и не подумал говорить «Попка дурак» и «Привет хозяину». Пройдясь в обратную сторону по жердочке, он начал вдруг громко и безо всякого смысла произносить самые нехорошие слова, какие выкрикивают у пивного ларька нетрезвые мужчины, особенно когда дерутся!
— Накрывай его скорей! — крикнул Павлик. — А то он еще не то скажет! Твой Жако самого Сереню Жизнерадостного за пояс заткнет!..
Я накинул на попугая тряпку и завязал ее снизу узлом. Жако еще немного поругался и умолк.
Теперь-то мы поняли, почему так дешево продал его Генка и почему Генка сказал: «Век меня не забудете».
Что же теперь делать? Мы с Павликом испуганно смотрели друг на друга. Если мама услышит хоть одно слово из тех, что выкрикивает мой Жако, тут же заставит отнести попугая на улицу вместе с клеткой, а там его заберет участковый милиционер и посадит на пятнадцать суток. Еще и папе ой-ой-ой как попадет от мамы за то, что такого «мужского попугая» нам купил.
— Знаешь что, — предложил я Павлику, — давай отвезем Жако бабушке. Временно… Может, он при женщине, да еще пожилой, постесняется ругаться? А если и примется за свое, она его постепенно перевоспитает. Воспитала же бабушка и меня и маму приличными людьми?!
Предложение мое не очень понравилось Павлику.
— По-моему, — сказал он, — твоя бабушка не очень-то обрадуется такому подарку.
— А мы не насовсем! Не выбрасывать же бедного Жако на улицу. Разве он виноват, что жил у плохих людей? Так что ж его, сразу и вон? У нас даже преступников перевоспитывают, а Жако всего лишь сквернослов…
— Сквернословов тоже не любят, — сказал Павлик. — Раз попугай твой, все скажут: «Ты научил».
Павлик был, конечно, прав. Но не я же в конце концов учил ругаться попугая! И еще я подумал: «Не везти же бедного Жако на Птичий рынок!» Наверняка его там хорошо знают. Купить столь знаменитую птицу могли только такие добрые люди, как мы с папой, что бывают на Птичьем рынке раз в десять лет. Этот Генка наверняка еще издали высмотрел нас, чтобы предложить своего Жако.
Вместо замызганной тряпки, которой была накрыта клетка, я нашел старый бабушкин платок, завязал все четыре конца узлом под клеткой, и мы с Павликом вынесли попугая на улицу.
Я боялся, а вдруг Жако и под платком начнет ругаться, но он сидел тихо, не пытался даже бормотать, не то что разговаривать.
Безо всяких приключений добрались мы до нашей старой квартиры, где сейчас жила бабушка.
Когда меня еще не было на свете, там жили целых пять семей, а теперь — одни только бабушки-пенсионерки, и у каждой — своя комната. Ключи они все оставляли друг другу, все надеялись, что кто-нибудь к ним придет: старым людям скучно ведь одним… Мне хотелось верить, что с моим Жако бабушке да и всем ее приятельницам будет повеселее, но после слов Павлика я что-то в этом тоже стал сомневаться.
Раз уж это, как сказал Павлик, «мужской попугай», проще бы его оставить какому-нибудь дедушке. Но дедушек на старой квартире не было ни одного: все они, или почти все, остались на войне. Папин папа — тоже старый фронтовик, приютил бы Жако, но к нему ведь в деревню не поедешь: через несколько дней уже надо будет шагать в школу…
Войдя в подъезд, мы с Павликом остановились у такой знакомой двери и позвонили. Открыла нам бабушкина соседка и ее хорошая подружка Клавдия Ивановна. Она же впустила меня и Павлика в бабушкину комнату.
— Ах, какая жалость, какая жалость! — запричитала, заохала Клавдия Ивановна. — А бабушка вас с утра ждала, будет теперь только вечером… А что это вы привезли?
Клавдия Ивановна уж и руки протянула, чтобы снять платок с клетки. Мы с Павликом вовремя остановили ее.
— Пожалуйста, не снимайте, — сказал я, как только мог убедительнее. — Здесь Жако… Попугай ара… — Он очень пугливый и нервный… Немножко привыкнет, тогда бабушка и снимет с него платок.
Павлик оттащил клетку подальше от двери и поставил на стол.
Я написал записку:
«Дорогая бабушка. Пусть у тебя немного поживет Жако. Мы с папой купили его на Птичьем рынке. Он не любит свет. Ты лучше не снимай с него платок. Не обращай внимания, если он начнет что-нибудь не то говорить. Научи его хорошим словам. Мы его заберем, как только у нас закончится ремонт. Не скучай. Крепко тебя целую. Слава».
Я еще раз посмотрел в дырочку на своего Жако, и мы с Павликом, молчаливые и встревоженные, поехали домой.
Что еще получится из этой истории с попугаем, никто не мог не только сказать, даже предположить…