– Две новости, - сглотнув ком в горле, выдал я бравурным тоном.
– Оно не огромное. Его просто много. Очень много.

На нас лавиной неслась орда ящеров, и только берег скрывал от взгляда не самую приятную картину, наверняка различимую в свете вновь выбравшейся из-за туч луны. Сотня их, может две. Нет опыта, чтобы считать их правильно и точно, есть только неприятное сосущее чувство под солнечным сплетением.

– Бежим?
– Чуть сбившимся тоном предложил Михаил.

Хорошая идея, мне сразу понравилась.

– Вы можете их убить?
– Обратился я к колдуньям с определенным сомнением.

Был я даже несколько спокоен в своем вопросе. Ну а что переживать - мост мы переходили половину часа, а до первых Гоуров метров четыреста, и если исходить из стандартного времени стометровки для большой вооруженной ящерицы, будут они тут через минуту. Броситься же в холодную воду означает смерть, равно как и бег вдоль берега в темноте.

– Н-нет, - качнула Саавалей, неотрывно смотря в сторону берега, будто завороженная.

И только дрожь в руках отдавалась в туго натянутой повязке, закрепленной на медном кольце.

– Копье, - вцепилась мне в плечо Сааналея, буквально крича и тут же повторила.
– Копье! Используй копье, маг! Ты же убил божество, ты же не лжешь, я вижу!

Ее небольшие кулачки то сжимались на моем плече, то резко расслаблялись, будто от меня било током - легкие гримасы боли показывались на напряженном лице, в отчаянии и до крови закусившем губу. Быть может, колдовство наказывало за желание причинить мне боль?

– Я обязательно его использую, - качнул я согласно головой, обретя меланхоличное спокойствие, которое бывает после смирения с неизбежным.

– Так покорми его!
– В отчаянии крикнула во весь голос колдунья.

Потому что таиться не было причин - бег тысячи ног уже слышался надвигающейся лавиной, и уже нельзя было обмануться, что бегут они не к нам, не за нами, не по нашу судьбу.

– Чем?!
– Гаркнул я на нее.

– Любым своим слугой! Ну же!
– Неожиданно жестко и сильно ухватила она ворот стоящего рядом Алексея и буквально бросила его мне под ноги.

А затем рухнула сама от дикой и страшной боли, пронзившей все ее тело до вопля полного муки. Ее сестра тут же упала рядом, обнимая ее и не позволяя битья головой о землю..

– Иначе мы все умрем, - прохрипела Сааналея.
– Хуже, чем умрем. И твой слуга тоже.

В растерянности перевел взгляд от нее на спину Алексея, кое-как пытавшегося встать на ноги, опираясь руками о сырую землю, и поднять выпавший из рук меч.

Этот мир вновь требовал заплатить за свою жизнь чужой.

– Я не стану, - ответил я на чужом языке замершему поодаль Михаилу.

Он - слышал и понимал, о чем мы говорили.

Ответил и, отпустив медное кольцо, бросился на колени, чуть дрожащими руками вытягивая из камешка-архиватора упрятанное добро.

– Что ты делаешь?!
– Шипела рядом колдунья.
– Просто убей его!

– Молчи, презренная Са, - шикнул на нее, быстренько перебирая свертки ткани.

Где он, где же он.

Шум набегающей волны ящеров над головами уже распался топотом отдельных ног, наполнился лязгом железа и победным ревом.

– Лена, где этот гребанный камень от хоббита?!
– Рявкнул я скорее от отчаяния.

– Он у меня, - охотно отозвалась девушка, падая рядом на колени и протягивая мутный камешек.

– Какого демона он у тебя?!

– Просто...

– Фиг с ним, бросай на землю! Да не к ним, мне под ноги!!!
– Еле удержал я Лену от опрометчивого замаха.

А затем подхватил копье и осторожно приложил к камешку лезвие. Никакой реакции - чувство обреченного ужаса схватило за горло.

– Обухом копья! Обухом!
– Крикнула презренная Са.

Я резко вскочил на ноги, отметив на вершине берега силуэты резко затормозивших ящеролюдей. Еще мгновение - и два момента совпали на дикой, всеми забытой земле.

Слитный вопль радости и предвкушения Гоуров. И совсем неслышный удар копья по камешку... Который в следующий удар сердца обернулся бешеным ревом пламени, ударившим из лезвия копья к небесам. И в этом реве потонул топот врага, его вопли и крик, его лязг доспехов и надежды на вкусную человечину этой ночью. Впрочем, кое в чем я был неправ - топот остался, но был он от спешно удаляющейся толпы. И крик ящера тоже огласил ночь - но в этот раз он был исполнен тоски и отчаяния, предупреждающей соплеменников о близкой беде.