– Похоже, что у нее было «по-быстренькому», – сказала я, ухмыляясь, когда встала

рядом с Девон. Мама одела кокетливую юбку с леопардовым принтом, которая облегала

ее бедра, шелковую блузку без рукавов и босоножки на высоком каблуке. Когда она куда-

то выходила, то всегда выглядела изумительно, но сейчас на ее лице присутствовало

небольшое счастливое сияние.

Она бросила на меня упрекающий взгляд, хотя покраснела.

– Ничего подобного, я была на свидании.

– А почему тогда твои губы без помады, если ничего не было?

– А почему в твоей квартире пахнет пиццей и крылышками? – она подняла бровь.

У меня отвисла челюсть.

– Ммм ... так ты говоришь, что мы не должны лезть не в свое дело?

– Угу.

– Сообщение получено.

Девин покачала головой, смеясь.

– И как он выглядит?

– Знаешь, кто такой Генри Симмонс, верно? – вступила я в разговор, прежде чем

моя мать смогла ответить. – Из сериала «Полиция Нью-Йорка»? Представь себе, что он на

пару оттенков темнее, около шестидесяти лет, с небольшим количеством седины.

– Черт, – сказал Девин. – Тогда вперед, тетя!

Наш смех снова был прерван дверным звонком, и я пошла к двери.

Черт, подумала я, как только моя глупая задница открыла дверь не глядя в глазок, и увидела на пороге доставщика.

– Ты заказала еще крылышек, Ризи?

Я съежилась, когда голос моей матери раздался позади меня, но не обернулась,

забирая пакет и расплачиваясь. Когда я обернулась, Девин подошла ко мне и сразу же

забрала из моей руки пакет.

– Спасибо, что заказала это для меня, – сказала она, подмигивая мне, затем

схватила свои ключи и сумочку. – Мой коктейль закончился, поэтому я собираюсь уйти.

Повеселись, тетя!

Она быстро попрощалась и скрылась с моими крылышками. А я даже не могла с

ней поспорить, пока за нами наблюдала моя заботящаяся о здоровье мать. Все потому, что

мы обе «сидим» на этой дурацкой диете, подразумевающей под собой нежирную, практически несоленую, и ни коим образом не вкусную еду.

– Ты ведь собираешься побегать со мной утром, не так ли?

Я вздохнула, затем закрыла за Девон дверь.

– Как и всегда.

– В твоей интонации так и чувствуется «восторг», моя дорогая, – сказала она,

покачав головой. – И все же, после пробежки ты всегда говоришь, что чувствуешь себя

великолепно.

Это было правдой. Я жаловалась и вела себя так, будто умирала во время каждой

утренней пробежки, но неизменно чувствовала себя прекрасно после нее, даже если это

было чертовски рано утром. С йогой все было точно так же.

Я смущенно улыбнулась.

– Да? Разве?– спросила я, моя поддельная улыбка превратилась в настоящую, когда

она нахмурилась. – Итак... ты собираешься рассказать мне о своем свидании? Ты хорошо

провела время? Он поцеловал тебя?

Она подняла бровь, когда улыбка коснулась уголка рта.

– Он пригласил меня послушать джаз и поужинать, и это было прекрасно. Я

прекрасно провела время. И я не целуюсь и не говорю об этом... своей дочери. Я тебе не

скажу.

– О, бу-бу! Тогда зачем ты пришла?

Она села на диван и сняла туфли.

– Чтобы узнать, как все прошло с твоим извинением перед Джейсоном Райтом.

Я хихикнула.

– Все прошло хорошо.

– Ага. Тогда почему ты смеешься?

– О, просто так. Не волнуйся, мама. Я не сказал ничего, на что он сможет

пожаловаться.

Я позаботилась об этом.

О, я действительно извинилась, но сделала это таким образом, что мои извинения

были оскорбительными. Разумеется, я знала, что его чувства не сильно пострадали, ведь

мы с ним играли в шахматы. И по моему, вероятно, предвзятому мнению, я надрала ему

задницу. Конечно, я знала, что он не хотел навлечь на меня неприятности, этим письмом, а заставлял меня сделать ход. И я дала понять, что не сдаюсь.

Если мистер Райт хотел поиграть со мной, ему придется использовать свои лучшие

ходы.