– Об этом мне надо было думать раньше, - Маргарет тяжело вздохнула. – Теперь уже ничего не исправишь. Будь что будет.

Вот уж точно, повторяясь, история превращает трагедию в фарс[27]. Конечно, Гегель имел в виду совсем другое, но сейчас, когда слова Маргарет фактически произносил мужчина, все выглядело самым настоящим театром абсурда. Да и в целом – если раньше ее жизнь просилась в трагедию Шекспира, теперь это был сплошной «Декамерон»[28].

– «Теперь уже ничего не исправишь. Будь что будет», - передразнила я, когда мы с Тони пришли в парк и сели на скамейку.

– Замолчи! – фыркнул он.

– Ладно. Но скажи мне одну вещь. Я не прошу рассказывать сейчас обо всей жизни Мартина, язык отвалится. Только скажи, он действительно любил Маргарет?

– Откуда я знаю. Он бросил меня в своем теле в тот день, когда они должны были встретиться. Я же тебе говорил. Так что все его чувства и мотивы остались за кадром. Могу сказать одно. Захотел он ее сразу же, как увидел. Когда она упала в обморок, и он пытался привести ее в чувства. Но это ни разу не показатель. Наш любезный предок хотел все, что шевелится. Прямо как подросток. Так что если ты еще не испытала некоторые неловкие моменты при виде женщин, будь готова.

Я покосилась на приапических размеров стеганую конструкцию, выглядывающую из-под складок вамса[29]. Заполнена она была примерно на половину.

– Знаешь, при дворе Генриха была популярна одна непристойная шутка из книги «Detti piacevoli»[30]. Даму спросили, какого размера мужские члены предпочитают женщины: маленькие, средние или большие. Она ответила, что средние - самые лучшие. Когда же у нее уточнили причину, сказала: «Потому что больших не бывает».

– Почему не бывает? – не понял Тони.

– Да потому что ваши дурацкие гульфики всегда вдвое больше содержимого. Еще и ватой подложены. Зато убивают сразу двух зайцев. И неловкие, как ты говоришь, моменты маскируют, и похвастаться своим мнимым достоинством можно.

– Ну, у меня на данный момент нет ни гульфика, ни содержимого, - ухмыльнулся Тони. – Так что не по адресу.

Нам надо было проверить две вещи: как будут себя вести наши тела, если их надолго оторвать от заложенной программы, и что при этом будет происходить со всеми остальными людьми в отражении. Для этого мы решили провести один день, делая то, что не должны были делать. Это оказалось гораздо труднее, чем мы себе представляли. Даже когда я молча сидела на скамейке, тело находилось в таком напряжении, что порою сводило мышцы. Стоило на мгновение расслабиться, оно тут же порывалось вскочить и галопом понестись туда, где должно было в этот момент находиться.

С физиологией никаких проблем не обнаружилось. Цыпленка, хлеб и воду с вином Маргарет и Мартин уничтожили за милую душу. Хотя жевать и глотать приходилось все так же через силу. Все остальное тоже работало исправно. Так что вопрос о том, не можем ли мы как-то внепланово умереть от голода или разрыва мочевого пузыря, был снят. Он был самым важным. Что произойдет с отражением, когда мы проковыряем в нем дыру, - это вызывало скорее любопытство, чем беспокойство.

Окружающий нас мир выглядел настолько настоящим, что мне время от времени приходилось напоминать себе: все вокруг – мертвое. Иллюзия жизни. VR[31]. Можно сказать, отход жизнедеятельности реального мира. И даже если он не восстановится, как мы предполагали, а застынет навсегда, словно часы с лопнувшей пружиной, - какая нам разница?

И все же крошечный червячок легонько покусывал.

«Ведь, если звезды зажигают - значит - это кому-нибудь нужно?»[32]. Если отражение было создано, должен же в этом быть какой-то смысл?

Час шел за часом. Мы все так же сидели в парке, перебираясь с одной скамейки на другую, в тень, чтобы не обгореть на солнце. Иногда о чем-то разговаривали, но больше молчали - слишком много сил отнимали разговоры. Впрочем, одна только мысль о том, что мы вместе, уже была радостью.

К обеду мы решили, что жалкий цыпленок и половина хлеба, - это не еда для двоих на целый день. Желудки музыкально подтверждали: маловато будет. Тони предложил похулиганить: зайти в дом и унести еду прямо из-под носа Хьюго и Роджера. А заодно взглянуть – как там они без цыпленка.

В средние века знатные люди обычно завтракали рано утром в своих комнатах, довольно скудно. Доедали вчерашние остатки, но чаще ограничивались куском хлеба и стаканом воды или вина. Считалось, что есть с утра – значит, потакать телесным слабостям и тешить дьявола. Однако второй завтрак, ближе к полудню, был уже более солидным, с несколькими переменами блюд. Послеполуденная трапеза снова напоминала легкий перекус – чтобы только дотянуть до вечера. Главной едой дня являлся обильный ужин, который позднее почему-то стали называть обедом.

Но в Скайхилле порядки были иными. Завтрак – всего один и такой жалкий, что едва живот с голоду не подводило. Обед – более основательный, но не сообща. И только на ужин все собирались в большом зале. Мы с Миртл обедали или каждая у себя, или вдвоем в одной из комнат недалеко от кухонной лестницы. Хьюго и Роджер использовали для этого большую гостиную. Если в доме были гости – что случалось нечасто, - их приглашали туда же. Столовой как таковой в доме не было.

Когда мы вошли в гостиную, слуги еще только накрывали на стол, точнее, на большую доску, положенную на специальные козлы и покрытую скатертью. Хьюго смотрел из окна в сад, Роджер мыл руки в тазике. Мы с Тони стояли наготове с корзиной – как невидимки. По сути, мы и были невидимками для всех.