Шрифт:
Нина не была жестокой, не буду лукавить, жестокость присутствовала в этой женщине, но не больше одной чайной ложки. Нина скорее жутко устала, устала от себя самой. А если растворить одну чайную ложку жестокости в полном, до краев, стакане усталости, смесь получится взрывоопасной. Ежедневные хлопоты являлись ее смыслом жизни, она боялась, что однажды они закончатся и что тогда? Что она станет делать, после восхода Солнца, чем заполнит новый день? Она ничего не умела, кроме как стирать, наводить чистоту, печь вкуснейшие пироги и ухаживать за садом и огородом. Нина не умела просто жить, прогулка была бесполезной тратой времени и здоровья, путешествия она считала «болтанием по миру и непомерным расточительством, что такого можно увидеть воочию, если по телевизору каждую субботу можно увидеть целый мир в различных шоу и деньги целы». Ее настораживало мое уединение, долгие часы отсутствия она воспринимала как неблагодарность и лень. Взрослея я все больше напоминала ей маму. А уж о ней у Нины сложилось не лучшее мнение. Странно, что Нина никогда ее не видела. Нина судила по разговорам, она была уверенна, что я «вся в нее».
Нину пугали все мои «фокусы», она боялась, что станут говорить другие. Жители маленькой прибрежной деревеньки не были снисходительны. Я выбивалась из разряда «обычных» детей. Нет, у меня не было «коровьих копыт» вместо ног и я не впадала в конвульсии, требуя немедленного вмешательства докторов или хорошей трепки, как говорили в деревне «у меня был странный взгляд, который смотрел дальше и видел больше, чем следует». В местной школе тоже шло не все гладко. Я не стану себя оправдывать, порой я была довольно упряма, для меня не существовало других голосов, кроме Ее, но вокруг были другие голоса, они настаивали на своем авторитете, на своей мудрости, голоса, жаждущие моего покорения, жаждущие власти надо мной, жаждущие повторения во мне. Не знаю, откуда я все это узнала.
Все, чего я хотела – оставаться собой. Другим было абсолютно все равно, лишь бы это «оставаться собой» не выходило за рамки нормальности. Я в очередной раз задала вопрос, кто и когда начертил эти самые рамки? Кто решил за нас всех?
Никто из них не давал ответа. Никто из них не знал ответа. Никто не задумывался над поставленными вопросами. Эти вопросы волновали, они вызывали бурю, чем глубже я ныряла в бездонные, словно море, просторы разума, тем больнее мне было по возвращению.
Время от времени я думала, насколько было бы легче, не будь у меня Ее. Когда Она умолкала, я все возвращалась в тот день, когда впервые услышала Ее. Все, что следовало сделать – включить погромче музыку и поступать так каждый раз, когда этот внутренний беспощадный голос звучал в моей голове.
Чтобы я чувствовала, если бы стала жить, как большинство? Если бы отказалась от своего собственного мнения, мыслей, что роились в голове, если бы перестала смотреть и видеть?
Все, чего я хотела, чтобы эта борьба прекратилась, с каждым новым днем я чувствовала себя выжатой, словно лимон, с помощью которого Нина предает меренге слегка кисловатый привкус, уставшей, словно одинокий рыбак, который в одиночку пережил страшный шторм. Когда силы мои иссякли, Она не позволила сдаться, она продолжила бой, благодаря ее силе я смогла быть собой еще некоторое время.
Письмо из бутылки:
«Подлинные мы всегда побеждаем. Всегда. Помни это, когда будешь в очередной раз капать свою ежедневную дозу лжи на лакомый кусочек сахара. Тот, кого ты спрятал однажды даст о себе знать в самый неподходящий момент. Подлинные мы всегда побеждаем. Поэтому статистические данные разводов имеют огромный скачок к сорока годам. Годам, когда ты осознаёшь, что половина пути, возможно её большая половина, уже пройдена. Годам, когда ты остро чувствуешь, что ты не на своём месте, но ещё острее ты чувствуешь возможность всё изменить. Если не сейчас, то, когда? Именно поэтому успешная карьера многих из нас летит ко всем чертям, удачные браки распадаются к всеобщему удивлению небезразличных. Это статистика. С ней не поспоришь. Потому что однажды ты просыпаешься, идёшь в ванную комнату взятой в кредит квартиры, с тремя спальнями, в престижном районе города, открываешь кран, вспоминая, что ещё не оплатил счёт за воду и обращаешь свой взгляд в висящее на белоснежной кафельной плитке зеркало. Что удивительно – плитка, зеркало Вам кажется таким знакомым и привычным в отличии от уставшего, видавшего виды, отражающегося в нём лица».
Декабрь. На улицах полно снега, который все кружит и кружит. Он не думает униматься, его не останавливают даже громкие ругательства деревенских мужиков, вынужденных расчищать подъездные аллеи и пешеходные дорожки, едва наступит рассвет.
Нина настолько занята предпразничными хлопотами, что почти забыла обо мне. Ей столько всего необходимо успеть – замариновать упитанного гуся в специальном маринаде с цедрой лимона, давленным чесноком и веточками розмарина; испечь добрую сотню булочек с ванильным кремом, сахаром и корицей; сделать заготовки для салатов, закусок и прочих угощений; вымести всю «нечисть» из дома, выскоблить деревянные полы наверху, мыльной теплой водой вымыть камень, положенный на крохотной кухне, постирать белье, время от времени называть нас с Джеком бездельниками, севшими бедной женщине на шею, давать нам мелкие поручения и непрерывно жаловаться на свою тяжкую судьбу, в пользу которой Нина однажды сама сделала выбор. Скажи я ей это, провела бы праздники в кладовке.
Было раннее утро двадцать четвертого декабря. Еще до рассвета меня разбудил грохот посуды, я лежала, смотрела в выбеленный известью потолок и думала о них. Мои мысли всегда возвращаются к ним, как бы я не сопротивлялась. Я мало знаю об этих двоих. Единственный, кто может мне рассказать это Джек, но он молчит. Я пытаюсь вспомнить их лица, но безуспешно. Все, что у меня есть это чувства – уверенность в себе, любовь и понимание, умение жить в настоящем моменте, видеть его исключительность и слышать себя. Не знаю откуда мне это известно, но я более, чем уверенна, что все эти чувства я испытала рядом с ними.
Тихонький стук в дверь. Это Джек.
– Анна, вставай, Нина разошлась не на шутку, похоже сегодня завтрака нам не видать. Быстрее одевайся, пойдем выбирать елку.
Мне не охота выбираться из-под хрустящего белоснежного одеяла, пахнущего смесью цитрусовых и лаванды. Это личный секрет Нины. Она добавляет несколько капель масла в воду перед заключительным полосканием. В единственное окно крошечной спальни, пробивается мягкий свет уличных фонарей, время от времени сигналят машины, это грузовики с прилегающих ферм, нужно спешить, чтобы увидеть. Есть что-то необъяснимое во всей этой суете.