— Я больше никому не стану верить. Не хочу и не могу себе этого позволить.

— Можете. Вы можете поверить мне.

— Только вам? — Джорах не понял значение неподходящей случаю улыбки, что появилась на губах королевы.

— Да. За других я не ответчик.

Едва коснувшись хрупкого плеча девушки, мужчина снисходительно усмехнулся:

— В этом мире не выжить в одиночку. Вы слишком юны, чтобы это понять.

Ее ответ хлестнул рыцаря по лицу ничуть не хуже пощечины. Нет, не так. Даже от удара боли было бы куда меньше.

— А вы слишком фамильярны!

— Простите, моя кхалиси.

Королева обернулась и одарила собеседника недоуменным взглядом. «Моя»? Она только что снова оттолкнула рыцаря, но тот лишь сделал вид, что подчинился негласному приказу своей госпожи. В тот момент Дени не до конца понимала, что делает. Ее обуревало столько чувств, что в них было не так просто разобраться за один миг. Ярость пополам со страхом, разочарование наравне с отчаянием. Оставаясь в глубине души маленькой испуганной девочкой, она до сих пор боялась ложиться спать в темноте и быть в одиночестве. Но сейчас ей вновь пришлось столкнуться с горькой правдой этого мира: каждый проживает свою жизнь в одиночку — так же, как в одиночку рождается и умирает. И нет разницы в том, кто ты: перед мрачной тенью одиночества все равны.

Принцесса не знала, что делать, чувствуя, как ее еще живое, бьющееся сердце покрывается каменной чешуей — той же, в чью клетку были заключены крошечные тела драконов. Придет ли в жизнь Дейенерис тот, кто сможет и захочет освободить ее — как дала она жизнь своему первенцу, Дрогону? Она хотела и боялась этого. Но еще больше королеву страшила мысль о том, что этот человек уже рядом с ней, и все, что от нее требуется — просто довериться ему. Ей так часто говорили, что у бесконечной преданности ее рыцаря есть свои причины, но она делала вид, что не слышит. Или не понимает. А затем Дени приходила к Джораху, находила повод для разговора и пытливо всматривалась в его лицо. И то, что она видела в выражении синих глаз заставляло трескаться каменную корку на ее сердце.

Нет. Такого не может быть. Ей предстоит долгий путь, и она должна пройти его в одиночку. Дейенерис снова и снова испытывала и отталкивала рыцаря, сознательно расширяя и углубляя пропасть между ними. Порой она подзывала Мормонта и осторожными намеками заставляла мужчину увидеть ее, эту бездну, и понять, как далеки они друг от друга. Отчаяние в глазах мужчины доставляло немало боли и девушке, которая притворялась, что не замечает сменяющей его решимости.

А потом в их размеренную и относительно спокойную жизнь ворвался южный вихрь по имени Даарио. Все произошло так быстро, что Джорах не сразу увидел, как наглый наемник встал между ним и его королевой. Или, может, не захотел увидеть? Вот только вид довольно ухмыляющегося Нахариса, торопливо выходящего из коридора, ведущего в покои королевы, демонстративно, с притворной медлительностью застегивающего рубашку, нельзя было объяснить ничем, кроме самого простого.

— Он убил своих капитанов и бросил их головы к вашим ногам, когда устал от их приказов. Как думаете, сколько времени пройдет, прежде чем он устанет от ваших? Что-то мне подсказывает, с вами он поступит точно так же. Конечно, я ему не доверяю. Как вы…

— Я тоже.

Мормонт подумал, что ослышался.

— Что?

— Я тоже не доверяю Даарио. И никогда не поверю словам и делам такого, как он.

Любой другой понял бы слова королевы только в прямом смысле. Любой другой, но не Джорах, знавший Дейенерис немало лет. Он услышал в них нечто большее, что-то скрытое, адресованное только ему.

— Так он… Так вы… Так у вас с ним… — сбивался на полуслове Мормонт, чувствуя, как лицо заливает краска.

Кхалиси рассмеялась: ее позабавило смущение взрослого мужчины.

— Даарио пришел ко мне ночью с двумя предложениями. Первое — военная экспедиция в Юнкай, на встречу со взбунтовавшимися господами. И второе… Он предложил мне себя. Его предложения были удивительно щедрыми, но я приняла лишь одно из них.

С губ Дени не сходила лукавая улыбка, а сир Джорах забыл, как дышать.

— Так что сейчас Нахарис собирает армию, а на рассвете скачет в Юнкай, неся за собой смерть каждому работорговцу.

Мормонт обрадовался бы куда сильнее, если бы пропустил мимо ушей прозвучавшие в одном контексте слова «работорговцы» и «смерть». Это не по-человечески, а рыцарь был готов на многое, только бы его королева осталась человеком в надвигающейся — или нет, уже развернувшейся — войне. В том споре он был готов вытерпеть сколько угодно пощечин от ее руки.

— Утром вы перехватите Даарио и скажете ему, что я передумала.

— Да, кхалиси, — в знак согласия и благодарности за мудрое решение сир Джорах мягко сжал руки королевы в своих и, кивнув на прощание, развернулся, чтобы уйти.

Однако Дейенерис не закончила. Цепко схватив мужчину за запястье, она встала у него на пути и, потянувшись к нему, тихо шепнула:

— Я сказала, утром, сир Джорах. А сейчас… Переубедите меня.

«Сломай стену между нами».

— Доверься мне, — с улыбкой ответил Мормонт.

«Это ни к чему. Просто впусти меня. И оставь всех остальных снаружи».