– Мне хотелось бы, чтобы в протоколе отметили, что я являюсь также адвокатом мистера Олдрича, – отозвался Пассинг. – С ним та же история, что и с мисс Чейни. Мистера Олдрича здесь нет. Насколько мне известно, он также находится в Лас-Вегасе. Хочу заявить суду, что я внимательно изучил стенограмму и проинформировал своего клиента о том, что он не вызывался в суд повесткой и не получал никакого устного распоряжения, обязывавшего его присутствовать на процессе. Я указал ему, что у меня сложилось вполне определенное мнение, что вы, Ваша Честь, ожидаете увидеть его на сегодняшних слушаниях, но что касается формальностей, то они не соблюдены.

– Как могло случиться, что этим людям не были выписаны повестки?! – взорвался судья, испепеляя взглядом всех, кто сидел за столом обвинителя.

– Ваша Честь, для меня это такая же неожиданность, как и для суда, – заявил Бергер. – Я был уверен в том, что эти люди будут сегодня здесь.

– Я не спрашиваю, в чем вы были уверены! Я спрашиваю: как случилось, что им не были выписаны повестки?

– Этого я не знаю, – ответил прокурор. – У меня большой штат сотрудников, и тем не менее у всех у них работы невпроворот. Вероятно, это один из тех случаев, когда все считают, что дело сделано, а за него никто даже не брался. Прошу у суда прощения, я должен навести справки.

Бергер наклонился и что-то шепнул Строну. Тот пожал плечами и молча развел руками. Бергер отозвался на это еще более сердитым шепотом. Строн покачал головой и что-то прошептал в ответ. Бергер выпрямился.

– Ваша Честь, я предполагал, что эти свидетели были вызваны в суд повестками. Оказалось, однако, что мой помощник – речь идет не о присутствующем здесь моем заместителе, а об одном из сотрудников, в обязанности которого входит подготовка дел к процессам, – поинтересовался у мисс Чейни и мистера Олдрича, собираются ли они присутствовать на процессе, и получил утвердительный ответ. Поэтому сотрудник, не желая лишний раз докучать формальностями столь уважаемым людям, не стал выписывать им повестки. Видите ли, Ваша Честь, мы считали, что показания мистера Олдрича хоть и понадобятся, но ограничатся только разъяснениями по поводу покупки оружия и последующего его исчезновения. Откровенно говоря, мы не придавали этим показаниям сколь-нибудь серьезного значения, поскольку были уверены в том, что сможем без труда доказать, что оружие, из которого был сделан роковой для потерпевшего выстрел, находилось в руках ответчицы. То, что вчера тут прозвучало, свалилось на нас крайне неожиданно.

– Пусть так, но вы ведь могли выписать повестки уже после известных событий, не так ли? – сердито заметил судья.

Бергер побагровел.

– Конечно, Ваша Честь, – сказал он, – я мог выписать повестки и обязательно их выписал бы, если бы не считал, что они уже на руках у обоих свидетелей. С другой стороны, суд ведь мог просто-напросто приказать всем свидетелям, давшим уже присягу, явиться на сегодняшнее заседание, не так ли? Не думаю, что в этом просчете виновато только мое ведомство. Поскольку ни то, ни другое так и не было сделано, мистер Пассинг, полагаю, не ошибается, когда утверждает, что этим людям ничто не мешало уехать за пределы штата.

– Суд не отдал такого распоряжения, поскольку надеялся, что хоть в чем-то может положиться на обвинителя, – огрызнулся судья.

– Сожалею, Ваша Честь, – выдавил Бергер. В тоне, которым это было сказано, чувствовалось, однако, больше злости, чем раскаяния.

– И что теперь прикажете делать? – спросил судья.

– Что касается нас, мы считаем, что в показаниях ответчицы нет и слова правды, – заявил Бергер.

– Почему вы так считаете?

– По ее словам, Ваша Честь, этот человек был в наволочке, натянутой на голову. Непреложным фактом, однако, является то, что наволочка была надета на голову потерпевшего уже после его смерти. Более того, у ответчицы был револьвер, из которого дважды выстрелили, и…

– И который никоим образом не связан со смертью Меррила! – оборвал его судья.

– Ваша Честь! – воскликнул Гамильтон Бергер, осознав вдруг шаткость своей позиции. – Я нахожу вполне очевидным, что кто-то подменил оружие. Я не готов еще сейчас назвать имя злоумышленника, но мое ведомство проведет расследование, и я уверен, что мы установим виновного.

Бергер, повернувшись, бросил красноречивый взгляд в сторону Мейсона.

– Не слишком ли вы в этом уверены? – покачал головой судья. – Подменить оружие мог лишь тот, кто имел доступ к обоим – обоим, я подчеркиваю – револьверам.

– Но, Ваша Честь, – сказал Бергер, – ведь совершенно ясно, что такая подмена была проделана уже после того, как прозвучали пресловутые два выстрела. Ответчица призналась полицейским в том, что она стреляла. Поскольку сейчас обнаружилось, что гильзы в револьвере являются гильзами от патронов, выстреленных, по всей видимости, из орудия убийства, тот факт, что оружие было подменено в какой-то из моментов времени до того, как попало в руки властей, никоим образом не оправдывает ответчицу. Напротив, он свидетельствует о ее виновности, поскольку показывает, как искусно и находчиво она запутывает следы.

– Суд не собирается обвинять кого бы то ни было в преступлении, пока не получит более веских доказательств, чем те, которыми располагает сейчас, – сказал судья. – Тот, кто подменил оружие, преследовал какую-то вполне определенную цель и имел возможность это сделать.

– Совершенно верно, – согласился Бергер, вновь косясь в сторону Мейсона.

Поймав обвиняющий взгляд прокурора, тот лишь весело улыбнулся. Бергер позеленел от гнева.

– Я дознаюсь, кто произвел эту подмену! – рявкнул он. – Дознаюсь во что бы то ни стало, пусть даже мне придется мобилизовать для этого весь мой следственный аппарат на целый год. И когда дознаюсь, этот человек с треском вылетит из адвокатской гильдии.