Пробравшись наверх, можно было расслабиться. Тетушка занимала первый этаж, Изабель третий, а в моем распоряжении был весь второй. Собственно, в нем я занимала только три комнаты — это моя спальня, библиотека и, так сказать, что-то вроде рабочего кабинета, где стоял компьютер, небольшое, по сравнению с роялем на первом этаже, пианино, шкаф с наиболее излюбленными или ожидавшими очереди книгами и еще пара вещей. Собственно, мне очень нравилась эта комнатка, особенно в летние дни. Я любила выходить на уютный балкончик, включив приятную музыку, и тратить часы за чтением. Вот это было действительно наслаждением, учитывая погоду, открывавшийся вид и мою страсть к книгам, которую никак нельзя было удовлетворить в приюте.

Но вернемся к Лиззи.

— Какие тебе нужны условия для сна? — справилась я, подыскивая подходящую комнату на своем этаже. В половине из них не бывал никто и ни разу, включая меня. Точней, прислуга время от времени там прибиралась, чтобы не было излишней пыли, картинно свисающей паутины и затхлого запаха.

— Кровать, одеяло, простынь… — начала женщина с улыбкой.

— Понятно, — слишком усталая, чтобы оценить силу юмора, я открыла очередную комнатку. Она была практически в другом крыле от моей, и стоило надеяться, что в нее точно никто ненароком не заглянет днем и не откроет с радостным воплем «с добрым утром!» шторы, впуская палящее солнце. — Ну как? Кровать, постельное белье, в шкафу наверняка найдется, во что переодеться на ночь, там же полотенца, — все-таки для надежности раскрыв шкаф, перечисляла я. — тут душ, за этой дверью, — заглянув, я убедилась в своих пророческих возможностях, — надеюсь, работает. Шторы достаточно плотные, но лучше укройся с головой, хотя это не солнечная сторона так что, думаю, все будет окей.

Комнатка была замечательная. Я даже сама удивилась, почему живу не в ней, а в своей, которая в два раза больше, более пустая и безжизненная. Здесь же все было компактно и уютно. Тяжелые шторы темно-малахитового цвета, спускались до самого пола, дамский туалет с зеркалом в очень красивой раме, напомнил мне о временах Мерлин Монро. Я даже представила ее сидящей здесь, на этом маленьком пуфике и пудрящей щечки именно такой вот пудреницей, которая и стояла на нем. В общем-то, после смерти предков их вещи никем не разбирались и использовались либо нами, либо гостями. Не знаю, насколько это правильно. Не хочу думать об этом.

— Спасибо, Катилина. Все просто замечательно, — подмигнула Лиззи, и я закрыла дверь, шлепая в свою комнату.

Сон, он такой мягкий и пушистый, вы никогда не замечали? Как пекинес или пудель, ласковый такой, отзывчивый, с мокрым носом.

— Да дайте ж мне заснуть по-человечески, — недовольно пробурчала я, натягивая одеяло, которое с меня только что стянули. Не успела лечь, как уже пытаются растолкать.

— Женщина. Уже второй час, если ты будешь столько дрыхнуть, у тебя глаза станут такие же, как задница у шестидесятилетней миссис Норрисон до подтяжки. А ты помнишь прекрасно, какие уши спаниеля там болтались.

Я недовольно высунула из-под подушки один глаз и уставилась на Нефрита. Этого мужчину невозможно спутать ни с кем другим. Он был в ярко-красных, в шотландскую клетку штанах, чуть расширенных на бедрах и немного суженных книзу. Это великолепие держал на себе широкий, с не менее широкой же черной бляшкой ремень, а сверху небрежно накинутая в цвет клеток, темная майка. На шее нефрита по привычке, помимо моего камня, болталась еще куча дребедени, а голову украшала бондана, которая так шла к его красивым раскосым глазам и подчеркивала его гомосексуальность.

— Ну, и что же тебе надобно, сын мой? Надеюсь, причина действительно стоящая…

Оторвавшись от созерцания залитой солнцем весенней улицы, Нефрит повернулся ко мне.

— О, святой Педру Хуан Сальваторе! Женщина, что у тебя с лицом? — мужчина, словно отобрал леденец у младенца, сорвал с моей головы подушку, и я осталась лежать растрепанная, полуголая и не выспавшаяся.

— Если я скажу, что вчера в галерее неудачно упала с лестницы, ты мне поверишь? — осторожно спросила я.

— Да чтоб у меня яйца отсохли, если это правда!

Я, что было мочи, потянулась. Как здорово было осознавать, что, несмотря на то, что мое лицо в ссадинах, позвоночник на месте жив-здоров, цветет и пахнет, и выдержит положенные пять тон не знаю при каком там правильном применении… но этого знать Нефриту совсем не обязательно. Подумаешь, упала неправильно на асфальт, бывало в моем детстве и похуже.

— И вообще, видел я твои похождения в галерее! — он хитро мне подмигнул, — Я же говорил, что парень разденет тебя прямо там.

— Ты это откуда узнал? — я аж проснулась на мгновенье и уставилась на гостя.

— На первой полосе всех ежедневных газет ваше милое фото. Жаль, такой лакомый кусочек был… — Нефрит вновь задумчиво уставился за окно.

Что-то не думаю, что прекрасный голубец явился ко мне самолично известить о том, что моя физия украсила собою обложки всех газет. Ой, только бы про платье не вспомнил… если он увидит то, что от него осталось, я же подвергнусь публичному пристыжению и буду занесена в список преступников моды.

— Чего тебе, все-таки, надобно, золотая рыбка?

— Вообще-то я пришел к горгоне, — вновь выглядывая кого-то в окно, протянул озадаченно Нефрит.