Сказано было очень резко, и Джордж именно так и думал. Обычно Валентину удавалось сыграть на естественной отцовской гордости за сына и смягчить его гнев на свое беспутное поведение. Но не в этот раз. Он что-то неверно рассчитал и скрыл свою тревогу под ответной злостью. Когда он ответил в третий раз, то решил, что сэр Джордж его ударит. Так что фраза про дуэль и ее возможные последствия не была случайной. Сейчас он бы совершенно не огорчился, увидев своего замечательного и могущественного отца лежащим в луже крови на каком-нибудь пустыре и склонившегося над ним доктора, с серьезным видом качающего головой.

А вместо этого отец сидел за столом напротив и увлеченно беседовал с этой дамой. Кто она и почему вызывает у отца такой пыл? Готова продать ему прокатный стан? Или литейный цех? Или оловоплавильное производство? Владеет ли она долей в банке, которую он жаждет купить? Больше уж точно ничто не может так всецело поглотить отцовское внимание. Валентин прекрасно знал поведение отца в обществе, когда тот вроде бы занят разговором, но при этом его глаза блуждают по комнате, словно в поисках более тучного пастбища.

И тут Валентин поймал взгляд отца и пораженно понял, что эту увлеченную беседу вызвал интерес иного рода. Для молодого человека подобное поведение отца было настоящим откровением. Валентин давно уже решил, что трудно придумать нечто менее привлекательное для его отца, нежели мысли о женщине. Но это оказалось именно так. Если только он не полностью ошибся в оценке отцовского взгляда, то он проявляет интерес к этой даме.

Привлекательной, этого не отнять, уже зрелой, но очень привлекательной. Но его отец так стар...

— А вы? — спросила Клоуэнс, откровенно его рассматривая.

— Что я? — Валентин закашлялся, чтобы скрыть выражение своего лица.

— Вы только что говорили о том, чтобы скакать на войну.

— Как мой сводный брат? Как сказать. Я часто езжу на охоту, как вы знаете, но птицы не станут отстреливаться, правда? И думаю, я слишком люблю жизнь, чтобы бессмысленно ею рисковать. Хотя сегодня отец предположил, что мне следует поступить в армию.

— Серьезно?

— Я не вполне уверен. Это скорее была угроза, чем побуждение.

— С какой стати ему вам угрожать?

— Потому что я живу не по средствам.

— В Итоне?

— И в Лондоне. У меня там друзья, и мы умеем веселиться. Мне не позволено вернуться туда в конце каникул, придется ехать прямо в школу. По правде говоря, Клоуэнс...

— Что?

— Я говорил серьезно. Почему бы вам с Джереми не приехать ко мне на день-другой на следующей неделе? Тогда я не буду чувствовать себя заключенным, а отец будет в отлучке, так что вам нечего бояться попасть в неловкое положение.

— Мне жаль. Джереми будет здесь, но я завтра уезжаю в Уилтшир.

— С визитом? Повидать друзей?

— Да.

— И надолго?

— Недели на три, надо полагать, если считать с дорогой.

— У вас в Уилтшире воздыхатель?

— Да.

— В таком случае, вы наверняка меня обманываете. Если бы это была правда, разве вы ответили бы так прямо, даже не покраснев?

— Я не краснею.

— Готов поспорить, как-нибудь нужно это исправить, — засмеялся Валентин. — Не забывайте, кузина, на самом деле вы не настоящая моя кузина... Кстати, — он понизил голос, — как зовут мою соседку с другой стороны?

— Миссис Поуп. Миссис Селина Поуп.

— Она падчерица того высокого тощего старика?

— Нет, его жена.

— Боже правый!

На другом конце стола его отец в этого время сказал:

— Что ж, мэм, вы просите объяснений, и это ваше право. Но здесь?..

— Вы могли бы заметить, сэр Джордж, что признания за обеденным столом редко слышит кто-то кроме персоны, которой они предназначены, поскольку все говорят слишком громко. Но не позволяйте мне на вас давить.

Джордж глотнул вина. Обычно он пил мало из опасения, что кто-то может воспользоваться его состоянием.

— Раз вы так проницательны, леди Харриет, от вашего внимания наверняка не ускользнуло, что я думаю о вас далеко не только в качестве друга. Когда я заезжал повидаться с вашим братом, герцогом, он четко дал понять, что не считает мое происхождение достаточно высоким, чтобы я мог лелеять подобные мысли. После долгих раздумий я убедил себя, что богатых простолюдинов не так уж редко допускают в высшее общество и обращаются как с равными, если, конечно, их состояние значительно.

Лакей поставил перед ним новую тарелку, и Джордж подцепил вилкой тушеного палтуса.