Праздник летнего солнцестояния, или день Иоанна Крестителя, это волшебная ночь. Вершина солнцеворота, когда солнце встает высоко в зените и оказывается дальше всего от экватора, будто застыв на одном месте. Это время человеческих жертвоприношений и поклонения солнцу; время змеиных сборищ, гадания на ветвях и предсказаний смерти.

Давным-давно корнуольские кельты считали эту ночь особой, сверхъестественной. Однако первые пуритане и методисты неодобрительно смотрели на языческие празднования, и со временем таинство упростилось до праздника с фейерверками и гуляниями для молодых, да парой обрядов для забавы, в которые уже мало кто верит.

Но посреди веселья, смеха и танцев люди ощущали нечто древнее христианства, древнее атеизма, древнее безверия. В ясные ночи, которые выдавались особенно часто, можно было уловить странное молчание, шепот, ощутить дрожь при виде странной тени; люди озирались в мерцающем свете костров, бросая случайные взгляды туда, где свет угасал, а тьма сгущалась сильнее всего.

Конечно, эта ночь никогда не бывает непроглядно черной с заката до рассвета, ведь солнце не успевает уйти за горизонт достаточно далеко, а море отражает на небе его лунно-бледные отсветы. Такая светлая ночь не создана для сна, и люди гуляют, выискивая души друзей.

Демельза не верила в языческие практики и сверхъестественные обряды, но и не отвергала их. Она считала, что в мире есть много необъяснимого, а излишняя категоричность не идет на пользу. Просыпав соль, можно потратить секунду, чтобы бросить щепотку через левое плечо, и кому от этого станет хуже? Она не приносила в дом цветы боярышника и не садилась за стол тринадцатой. А некоторые из снадобий, которым в детстве обучила ее Мегги Доус, прекрасно работали. Просто нужно подходить ко всему непредвзято и принимать вещи такими, каковы они есть.

Однако, устраивая прием в честь летнего солнцестояния и включив в него нескольких старых обычаев, она руководствовалась только всеобщим желанием возобновить утерянный было праздник. В течение нескольких лет, за исключением 1802-го, костры были запрещены из-за Наполеона и угрозы его вторжения. Так же, как и двести лет назад, когда Испанская Армада угрожала Англии, огонь на маяках зажигался только в случае тревоги.

Это правило с той поры не изменилось, но со времен великой победы Нельсона опасность отступила. Няньки все еще пугали непослушных детей Наполеоном и его ужасами, французский император оставался по-прежнему непобедим. Он подчинил Европу, но море и господствующий здесь флот ему не покорились. Более того, этот год ознаменовался другой великой победой, к тому же на суше. Первая победа на суше, которую кто-либо мог вообще упомнить. В честь этого события запускали фейерверки пару месяцев назад. Так почему бы не зажечь их снова?

Не совсем так, как в былые времена, когда в Гаррак-Зансе, неподалеку от Сеннена, на мысу Лендс-Энд, разводили первый костер, а за ним следовали костры на холме Тренкром и у часовни Карн-Бри, пока по всем холмам Корнуолла не зажигалась цепочка огней. Но не будет ничего дурного, если зажечь пару костров там и сям. Самая высокая точка рядом с Нампарой находилась к югу от мрачноватых построек Уил-Мейден, у новой часовни и за леском потрепанных ветром сосен. Бен Картер пришел спросить, нельзя ли зажечь там костер, и это навело Демельзу на мысль устроить праздник на открытом воздухе.

Тем более, что как раз выдался редкий случай, когда все ее любимые оказались дома.

Но она подхватила идею деревенских не только ради себя или Росса. Обоих ее старших детей нужно было взбодрить, отвлечь от раздумий. Прием на Пасху ни к чему не привел, как и несколько ее прочих предложений. Когда в тот вечер в конце мая Джереми приехал домой, то обнаружил мать в саду и, поговорив пару минут о пустяках, вдруг расплакался, и она положила его голову на свое плечо, как будто он снова стал малышом. Вскоре всё закончилось, он высморкался в платок, и больше они никогда об этом не вспоминали. Демельза была рада, даже горда тем, что оказалась в нужном месте, но это происшествие показало всю глубину страданий сына.

Весь месяц после этого они вели себя как ни в чем не бывало, но Джереми часто отсутствовал — иногда на шахте Уил-Лежер, забывая про обед, но нередко уезжал на Колли, никто точно не знал куда, но это точно не имело отношения к шахте и насосу, который он намеревался сконструировать и собрать. Он был погружен в себя и пытался занять себя работой, чтобы отвлечься. Он внезапно повзрослел, но не совсем так, как ожидалось. Демельза почти желала, чтобы в нем вновь проснулся интерес к Вайолет или Дейзи Келлоу, пусть даже к узкоглазой и сумасбродной Агнете Тренеглос.

Что касается Клоуэнс, то после отъезда Стивена Каррингтона в ее жизни всё пошло наперекосяк. Второе письмо от лорда Эдварда пришло, когда она только отправила запоздалый ответ на первое, а еще через несколько дней — ожидаемое приглашение от леди Изабел Петти-Фитцморис. Клоуэнс обронила несколько слов, получив приглашение, но с тех пор они его не обсуждали. С ответом нельзя было тянуть.

После начала работ в старой шахте в доме стал чаще появляться Бен Картер, он оказался единственным поклонником Клоуэнс, находящимся всегда при ней.