В конце рабочего дня интриган Двинянин с наслаждением прислушивался к звукам назревающего скандала. Сначала в приёмной раздался недовольный баритон невидимого Фёдорова, приехавшего на дармовой коньяк с раскатанной губой. Затем оправдывающийся лепет секретарши. Через пару минут в отдел ворвался красный, будто помидор Храмцов и потребовал Богданова, собиравшегося домой. С полчаса из приёмной раздавались голоса обманутых клиентов, извиняющийся бас Русакова, оправдывающийся тенорок Богданова, недоумевающие возгласы Храмцова, уверяющего, что никакого менеджера Виталия Зайченко у него в отделе нет.

Когда всё успокоилось, и потенциальные крупные заказчики из "Спецснабсбыта", теперь уже бывшие, ушли, оскорблённо хлопнув дверью, в кабинете снова возник Сергей Храмцов. Он подозрительно обвёл глазами подчинённых. Гена сделал вид, что наводит на рабочем месте порядок перед уходом домой. Мимо начальника отдела в кабинет прошмыгнул бледный Богданов и, не глядя ни на кого, раскрыл портфель и стал нервно сгребать в него всё подряд со своего стола.

На другой день стол Богданова опустел. В базе данных у его клиентов теперь значился другой менеджер, а "Спецснабсбыт" получил пометку "Клиента некоторое время не беспокоить". Боргеорус же несколько дней ходил невероятно раздражённым и срывался по любому поводу. Точнее, Русаков, а не Боргеорус... Дурацкое какое-то имя! С чего вдруг привязалось?!

4 . Дракон бьёт хвостом

Наконец настал тот знаменательный день, когда надел Гедвин тёмно-синий плащ дружинника. Но омрачало счастье юного воина то, что попал он волею судеб в десятку Зерха. Подлый десятник чувствовал силу юноши, но и Гедвин насторожен, опасаясь сталкиваться с опытным дружинником. Достойны были друг друга эти два непримиримых соперника.

Миновало две конфы. Достойно проявил себя ученик Алемира в битвах с дружинниками соседних феодалов. В первую конфу доминировал закон "действие равно противодействию". Славная конфа: не нужны в ней стали ни судьи, ни тюрьмы, ни палачи: природа сама карала отступников и нарушителей. Украдёт крестьянин курицу у соседа, а через день у него у самого её украдут. Ограбит разбойник путника, а через час сам окажется ограбленным. Распознал Гедвин в себе свойство ускорять возмездие, и поединки с врагами стали невероятно просты. Стоило только противнику ударить воина мечом, и через мгновенье он получал ответный удар такой же силы. Чем сильнее пытался враг одолеть соперника, тем сильнее было сопротивление.

Домином второй конфы стал закон всеобщей витальности - любая вещь в Ветрогорье стала живой. Замки феодалов принялись бороться за существование, крестьянские телеги обрели изменчивость, а оружие научилось размножаться, но его приходилось кормить и поить. Сконцентрировался тогда Гедвин и ощутил в себе качества укротителя. Выдрессировал он свои доспехи так, что в первом же бою они напугали щит противника, и тот сбежал, оставив хозяина беззащитным. Меч же юноши, отдрессированный и накормленный, оказался самцом, и в стычках умудрялся соблазнять оружие-самок у соперников.

За многочисленные победы над врагами зауважали Гедвина опытные ветераны дружины. И даже сам Боргеорус одарил воина горстью золотых. Но два обстоятельства омрачали жизнь юного воина, полную побед. Первое - козни коварного Зерха. А второе - странные видения, с некоторых пор начавшие преследовать юношу.

Виделся ему невероятно странный мир, в котором законы природы были незыблемы, словно одна затянувшаяся до бесконечности конфа. Зато законы общества там менялись чуть ли не каждый день, в отличие от Ветрогорья, где феоды, сеньоры, вассалы и церковные десятины существовали вечность. В привидевшимся мире феодалы меняли законы по своему усмотрению, а сами стояли над законами и могли их нарушать. Там мужчины женственны и изнежены, а женщины - мужественны. В том удивительном мире торговцы и монахи ценились больше воинов и поэтов.

Мерещился ему в том мире молодой воин с нелепым двойным именем Гена Двинянин, состоящий в дружине у местного феодала Русакова. И чувствовал Гедвин с ним некую странную ментальную связь.

* * *

За последние два месяца Двинянин, успешно прошедший испытательный срок и принятый на постоянную работу, сильно возрос в глазах руководства "Русакоффа". Генеральный директор ему благоволил, довольный успехами новичка в борьбе с конкурентами. Даже выплатил небольшую премию за зависть коллегам и особенно Храмцову, с которым Гена пока так и не решился схлестнуться.

С Мирошниковым он сталкивался в коридоре регулярно раз в неделю. Наставник холодно кивал ему, будто незнакомому, и иногда дружески подмигивал. Менеджер помнил, что по окончании курсов эспритиона психолог разрешил Двинянину и ещё паре наиболее толковых учеников заходить к нему в любое время за советом. И теперь каждый раз, встречаясь в коридорах бизнес-центра, Гена видел в глазах наставника приглашение зайти поболтать. Менеджеру не хотелось посещать Мирошникова: тот совершенно не умел слушать собеседника, и "зайти поболтать" будет выглядеть как сплошной монолог психолога, перемежаемый библейскими цитатами к месту и не к месту.

Но не зайти было неудобно. В один осенний вечер Двинянин после работы отправился в хорошо знакомый ему дом культуры строителей и разыскал там наставника. Обрадованный психолог угостил менеджера недорогим коньяком с шоколадкой и минут пять выслушивал похвальбу бывшего ученика и сетования по поводу Храмцова.

– Ты должен с ним сразиться!
– приказным тоном заявил Мирошников, ёрзая от нетерпения разразиться нравоучениями.
– Ибо какой ты после этого эспритионист!

Он заглотил не жуя дольку шоколада и развил мысль: