Микита не смог пройти мимо такого злого хулиганства и весь последний выпуск своего «Бесофоба» посвятил этому самому Гудронову (сделав из никому не известного остолопа вполне медийную персону). Всей этой галиматье и должна была быть посвящена нынешняя разборка полетов у Гвидона, на которую зачем-то пригласили Лешку.

В первом ряду сидели гости с микрофонами, пришпиленными к лацканам пиджаков: справа – киношная гвардия Трубецкого во главе с первым замом Микиты по Киношному Союзу Ханбазаровым…

… Первым замом Хан стал после того, как предложил сделать Гимном нашей обновленной Родины перевод «Интернационала» Авдея Трубецкого. Разумеется в новой редакции, которую Авдей соорудил в соответствие с новыми веяниями эпохи, заменив куплет с «Не Бог, не царь и не герой», на:

Лишь Бог пошлет нам избавленье

Своею Дланью, не рукой,

Не надо нам освобожденья –

Дарует Вечный нам Покой…

После чего мирно Почил в Бозе на 99-ом году жизни – не от болезней, не от старости, а просто от скуки…

… А слева – оппозиционно настроенные режиссеры и сценаристы, которых Микита своей железной дланью по тем или иным причинам отлучил от кинематографической кормушки. Лешку усадили где-то посередке, но… Ближе к «оппозиции».

Гвардия Трубецкого топтала Гудронова по полной программе. Оппозиция пыталась что-то вякать в его защиту, но очень вяло – ни грядущий Конгресс соотечественников, ни Дом Романовых, ни Гудронов их совершенно не интересовали, – они пришли на эту площадку не ради всей этой херомантии, а исключительно с целью покусать Трубецкого (а это была единственная «площадка», где им хоть иногда давали «бить» по этому «мячу»).

Сам Микита откровенно скучал – теребил обернутое вокруг шеи полотенце-шарф (свой опознавательный знак, который он когда-то придумал для церемонии получения Оскара, а теперь проклинал себя за это – шея вечно потела и чесалась, – но ничего не мог поделать – народ уже привык к нему в шарфе), вертел на холеных пальцах старинные перстни (каждый из которых стоил больше, чем недавно купленный Ханбазаровым домик в Испании) и только что не зевал в полный рот.

Довольно быстро «оппозиция» сумела перевести стрелки с Гудронова на личность самого Микиты. Обстановка в студии оживилась и даже, можно сказать накалилась. Особенно после того, как опальный режиссер, Мельман-младший, презрительно и по-тюленьи фыркнул (своей комплекцией и телодвижениями он, и правда, напоминал тюленя) и бросил:

– Да кем бы вообще был Трубецкой без своего папы?!.

Поднялся большой шум в «зале» – Гвидон регулировал реакции платных статистов не большими пальцами, как Жаворонков, а мизинцами, – «оппозиционники» и «гвардейцы» моментально вскинулись, как полковые лошади, услышавшие зов трубы, что же касается Микиты… Он вообще никак не отреагировал на весь это гвалт, а… Зевнул.

Ему на все наплевать, подумал Лешка, и на этого мудака, Гудронова, и на Гвидона, и на «Русский Мир»– вообще на все, кроме…

– Алексей Николаевич, – вдруг обратился к нему «Просроченный» – хотелось бы услышать и ваше мнение относительно вашего коллеги-журналиста. Поучаствуйте в разговоре – хотя бы сделайте вид, что вам с нами интересно.

– Он – не мой коллега, – сказал Лешка, – я занимался немножко другой журналистикой… У меня была немножко другая профессия. Я… Честно говоря, вообще не очень понимаю, зачем Микита Авдеевич из никому не известного мудака (извините за выражение) сделал почти знаменитость. Но это – его дело, нам ли весить замыслы….

– Он не мудак! – выкрикнул Ханбазаров. – Он настоящий враг! Враг всего русского, всего, что для нас – свято…

Ханбазаров поперхнулся, и Лешка, воспользовавшись этим, примирительным тоном сказал:

– Ну хорошо, давайте найдем какой-нибудь компромисс, типа консенсуса. Пускай он будет не «мудак» и не «враг», а какой-нибудь… м у д р а г. Похоже на нормальную еврейскую фамилию. Человеку с такой фамилией наверняка дали бы ласковое прозвище, типа… м-мм, ну скажем – Х р у й.

Гвидон шевельнул мизинцем, и платные статисты разразились бурными аплодисментами. Переждав их, Лешка продолжил:

– А вот насчет высказывания уважаемого и любимого мной режиссера Мельмана-младшего…

Зал затих. Гвидон перестал почесывать бороденку. Микита Трубецкой кинул на Лешку взгляд, в котором проскользнул… пускай равнодушное, но – любопытство.

Не скажите лишнего… – прозвучал у Лешки в мозгу голосок Васильевны из приправительственной газеты, – мы очень хотим, чтобы наше издание на Конгрессе представляли именно вы…