Я думал, что мне хорошо с этими женщинами, что мне повезло, что эти двоякие отношения нужно продлить как можно дольше, не считаясь ни с Машей, ни с Ирой.

Только в одной вероятности, в той, с чего всё и началось, я поступал немного иначе. Там у меня были принципы, там я хранил верность своей жене.

Хранил до тех пор, пока мне это было легко...

Но как только обстоятельства слегка изменились, и я вышел за свой привычный круг, все свои правила я мгновенно забыл и стал точно таким же, каким был в любой другой вероятности - циничным негодяем, не считающимся ни с чем.

– А я каждый раз вспоминала, - сказала она.
– Вспоминала и ждала, что ты тоже вспомнишь. Мечтала, что ты перестанешь, наконец, думать только о себе, освободишься,

откроешься мне, и мы вместе наполним свою пустоту волшебным, удивительным светом.... Но не судьба, - печально закончила она.

Мы помолчали.

Что ещё можно на это сказать?
– Все вероятности наших с ней отношений подошли к концу. Ещё один круг, возможно, самый важный для меня круг, закончился окончательно.

Впереди ждало что-то новое.

Там для меня уже никогда не будет Маши, а для неё не будет меня.

Вселенная на мгновение остановилась.

Дом наполнился странной тишиной, такой, какая бывает только перед бурей.

А ещё через мгновение мир снова наполнили звуки.

И мы услышали шаги.

Кто-то быстро шёл по коридору в нашу сторону.

Раздался шум открывающейся двери, сначала в мою спальню, затем почти без перерыва с грохотом распахнулась дверь в комнату к нам. В неё вбежала моя жена, а следом за ней вошёл доктор.

– Володя, что ты тут делаешь!?
– закричала она, меняясь в лице.

– Успокойся, Ира, - сказал я.
– Я просто зашёл проведать Марию Ивановну.

– Просто зашёл...
– прошипела она, покраснев от злости.
– Чуть живой приполз к своей шлюхе проверить её самочувствие и даже одеваться не стал. А зачем одежда? Так

намного проще - скинул трусы, и всё...

Я ничего не ответил.

Маша лежала под одеялом и улыбалась, глядя на нас, получая извращённое удовольствие от монолога Иры.

Доктор не знал, куда деться, и отводил свой взгляд.

А между тем моя жена и не думала останавливаться.

– Я давно подозревала...
– продолжала она, обращаясь ко мне.
– Всё чаще задержки на работе. В разговорах нет-нет, да и услышишь: Маша то, Маша сё. Вместе почти не спим, вечно измученный и уставший. Духами иногда пахло, в машине женские волосы, много, много всего...

Как же ты мог, Володя? Ты что, больше не любишь меня?

Она еле сдерживалась, чтобы не заплакать.

– Ира, не устраивай скандал, - сказал я.
– Люди вокруг, давай позже поговорим спокойно.

После моих слов она словно преобразилась. Она больше не выглядела обиженной, видимо, чем-то в своей фразе я её зацепил. Я видел перед собой гневную женщину. Она

бросила на меня уничтожающий взгляд, в нём было столько ненависти и скрытой боли, что я испугался, я никогда не видел её такой.

– Ты мне, Володя, рот не затыкай, - чётко, делая акцент на каждом слове, сказала она.
– Я пока не закончила и собираюсь, по крайней мере, высказать всё, что думаю. Кого мне стесняться? Твоей шлюхи, которая лежит и смеётся? Прикидывалась подругой, а теперь глумится и похотливо улыбается.... Мне стесняться нечего и некого, разве что доктора, ну а он, я думаю, человек привычный, в своей профессии видел немало боли, а здесь самая страшная боль, её не вылечить и не успокоить. Пусть смотрит, это полезно для его практики.

– Вы удивлялись, - продолжала она, обращаясь к доктору, - как это можно было отравиться угарным газом у мангала на улице, да ещё вдвоём? Мало того, добавлю: на одном шезлонге. Я вам отвечу, хотя вижу по глазам, что теперь вам и так это понятно. Эта тварь, - продолжала она, почти крича и тыча в Машу пальцем, - запрыгнула к моему мужу в шезлонг, и они кувыркались на нём, потеряв всякий стыд, среди бела дня, на глазах у всех. Какие там шашлыки, они про них забыли. Мясо прогорело, дыма стало больше, а они даже не заметили, как наглотались его.

Ира на мгновение замолчала и отвела от нас глаза.

– Какая же это всё-таки мерзость, ненавижу вас обоих, - тихо добавила она и вышла из комнаты

– Я, пожалуй, тоже пойду, - сказал доктор.

И придав своему лицу бесстрастное выражение, а доктора очень хорошо умеют это делать, вышел за дверь.

Мы остались с Машей вдвоём.

Я испытывал странное чувство. С одной стороны, я понимал Иру, она была совершенно права, меня было за что ненавидеть. Но посмотрев на это с иной точки зрения, я себя винить не мог. Это был не мой мир, лично я не проживал все эти события, которые копились долгие годы и вылились в эту безобразную сцену.