Шрифт:
– Сначала я должен посмотреть на него.
– Твердо заявил Тайнар забирая браслет.
– К нему нельзя. Он сейчас в реанимации. В крайне тяжелом состоянии. Пройдемте.
Алой нахмурился, но послушно пошел следом. Вот как-то не вязалось у него все происходящее с этой серой мышью, что по недоразумению генов стала омегой. С какой стати крайне тяжелое положение? Да и вообще с чего он поперся к нему на работу? Ну подумаешь залет, так чего на работу-то переться и сообщать?
Войдя в кабинет, обставленный в строгости и скромности рабочей надобности, они уселись. Врач в свое кресло, Тайнар на стул напротив его стола. Альфа-доктор минуту помолчал, потом медленно сказал.
– У вашей пары бесконтрольная трансформация. И это крайне опасно.
– Он покачал головой.
– Но плод нам не спасти. Медикаменты в этом бессильны.
– Какой срок?
– Тайнар даже пальцы сжал в кулак. Такого поворота он никак не ожидал.
– Три недели. Из-за трансформации плод частично отслоился от кормовой пуповины. Нити наполовину разорваны. Мы сделали все, чтобы остановить процесс, но рефлекс остался. Это крайне опасно не только для плода, но и для него самого. Омега может погибнуть.
– И как это исправить?
– Мы колем ему препарат, который замедляет судороги, спазмы внутренней перестройки, но, - он покачал головой, - больше двух суток этого делать нельзя. Если плод выживет при такой дозе препарата, то ребенок никогда не получит ипостась зверя и будет ущербным в развитии, в половом влечении и даже может быть умственно отсталым.
Тайнар прикрыл глаза. Ну вот этого только не хватало. А потом еще и омежьи слезы утирать по поводу потери или отсталости ребенка. Вздохнув, альфа посмотрел на доктора.
– Что вы предлагаете?
– Сейчас трудно хоть что-либо предлагать. Мы закончили операцию три часа назад. Он много крови потерял. Едва не умер на столе. Так что, - доктор покачал головой, - сутки. После суток можно будет хоть что-то сделать, спрогнозировать.
– Я должен его увидеть. Вы сами видели, что омегу разбудили из анабиоза, в который его отправили из-за страшной аварии. И будили, завязав на меня.
– Можно попробовать. Но не сильно надейтесь. Судя по тому, что он не был ни избит, ни изнасилован, трансформация началась посредством психологической травмы. А это куда хуже, чем первые два варианта. Его просто подбросили на порог, либо он сам дошел и потерял сознание. Не знаю. Это нужно смотреть камеры наблюдения.
– И все же, - Тайнар встал, - я должен его увидеть.
– Хорошо. Идемте.
Тайнару выдали комбинезон, шапочку и бахилы, а на лицо маску, на руки перчатки. В реанимационный блок они вошли уже одетыми. Прошли к палате, и доктор открыл дверь. Войдя в комнату, Алой вздрогнул. На кровати, весь опутанный проводами, капельницами и датчиками лежал белый как мел Кристофер. Дышал с трудом, под аппаратом. Его руки были привязаны, как и ноги. С левого края кровати свисал серый хвост с шипом на конце и нервно дергаясь бил по ножкам кровати, высекая искры на шестом-седьмом ударе. На лице выступили крупные капли пота, под глазами залегли темные тени. Губы обескровлены. Веки дрожат, и он тихо порыкивает в трубки, что торчат из горла, видны клыки, сейчас удлиненные.
– Препарат не справляется.
– Нервно проговорил доктор и подошел к приборам.
– Плохо. Плод отторгается.
Кристофер зашипел и выгнулся. Враз взвыли приборы. Тайнар замер, в комнату забежали врачи. Тут же загалдели. Пульс у парня зашкалил, сводя с ума приборы. Рык поднялся утробный. И он, резко подняв голову, распахнул глаза со звериным зрачком, втянул воздух носом, зарычал сжимая кулаки. Из уголков глаз потекли слезы. Его котенок, которого видел взрослый кот, царапал коготками сам себя и плакал, судорожно дергая задними лапами. В душе котик истекал кровью.
Тайнар опешил. Он много чего знал, слышал или видел, но вот такой картины еще никогда. Котенок смотрел на него через глаза Кристофера. Он плакал и вымаливал защиту. У него, у того, кого не было рядом столько времени. Его кот дернулся всеми силами, сдвигая с места, выводя из ступора. Тайнар скинул силиконовую перчатку, резко подошел и просунул руку под простыню и рубаху. Его теплая рука накрыла каменный живот парня. Глаза впились в его и тяжелое дыхание вынуждало отдать столько, сколько у него есть. Он дал ему все. И Кристофер тихонько заскулил, прикрывая глаза. Врачи замерли. Тайнар крайне редко это делал на людях, но сейчас был подходящий момент: он замурлыкал. Бархатисто, протяжно и ласково.
Повернув шеей, хрустнув позвонками, частично выпустил зверя из себя. Его уши удлинились. Хвост выскользнул, прорвав ткань дорогущих брюк. И этот хвост обхватил замерший хвостик Кристофера. Выпустив зубы и бархатисто мурлыкая, Тайнар облизывал губы широким языком-лопаточкой. Розовым, шершавым. На одной руке были когти, и они впивались в ладонь, на пол падали рубиновые капли крови. А на второй руке когтей не было. Рука осталась человеческой. И он ласково гладил ею животик, который под рукой становился мягче, прохладнее, до этого будучи каменным и горячим, словно в лихорадке.