– Кристофер.
– Выдохнул через минуту Тайнар поворачиваясь и обнимая его.
– Испугался?

Омега только кивнул головой. Альфа выдохнул, прикрывая глаза.

– Прости. Я не думал, что творю. Просто па никогда не плакал. Даже, когда ему было очень больно или его обижали. Он у меня сильный. А тут, плачет...
– Тайнар посмотрел на замершего в крепких объятиях белого кота с мокрыми дорожками от слез на морде.
– Он ведь у нас солнышко. Никогда не плакал.

Саймон медленно поднялся на ноги и отступил. Кристофер в этот момент обнял Тайнара за талию и прижался сильнее. И его плавно гладили по голове, целовали в макушку, глазами смотрели на замерших родителей. Потом мягко встали на ноги потянув за собой. А Клаус что-то шептал на ушко коту, которого крепко обнимал. Сидел перед ним на коленях, гладил по голове, шее. Потирался щекой. До Саймона долетали лишь обрывки его слов.

– Малыш… вернись… прошу… нужен мне…

Но Аравель опустил голову, зарылся в его плечо и расстроенно замяукал. Он не мог вернуться. Слишком сильное потрясение.

– Па… - Тайнар смотрел на него. Сам чуть ли не плакал. И прижимал к себе Кристофера.

Тайнар выдохнул. Это мой дом. Мой отец. Мой родитель. Это место оазис тишины и спокойствия…

Альфа метил территорию распространяя щит, даруя защиту. Омега поднял на него голову удивленно рассматривая сосредоточенное лицо. Потом повернулся в сторону сидевшего Клауса, посмотрел на его дрожавшие плечи, на плачущего Аравеля.

Место, где спокойно и тебя встретят, согреют, приласкают… оазис тишины, любви, спокойствия…

Вплелся в метку альфы поток метки омеги. На глазах изумленного Саймона вверх и в сторону дома взлетел щит, силы равной которой он не видел. Силу сыновьей любви. Щит альфы и омеги. Щит пары.

Пузырь хлынул на пару обитающую в холоде и страхе, обогрел, приласкал и ринулся на дом, покрывая его целиком. Метка. Это был маяк силы. Такие вещи могли делать только истинные пары одного вида и уровня силы.

Саймон заметил, как кот плавно вернулся в свою форму и ослаб, повисая на руках своей пары. Клаус подхватил его и принялся шлепать по щекам, пытаясь привести в чувство. А их сыновья, родной и названный, закрепили метку и бросились к ним. Тайнар помог отцу поднять бесчувственного Аравеля, а Кристофер распахнул растерзанную створку двери. Больше Саймон ничего не видел. Он забрал свой мотоцикл, порвал письмо и уехал. Зализывать свои ментальные раны, которые получил в ходе боя и ждать разъяренный выговор от родителей. И ему даже не надо будет звонить, они сами позвонят, так как их щит был вырван с корнем. Тот самый щит, который они ставили с самого его зачатия и рождения. И теперь они ощущают пустоту в душе. И будут волноваться, ведь такое ощущение сопоставимо с его смертью.

Аравеля уложили на кровать. Клаус остался с ним. Тайнар вывел Кристофера. Повел на кухню, усадил на стул и налил горячительного. Заставил выпить. Он выпил, замер, а потом всхлипнул.

– Ну что такое? Что случилось?
– Тайнар прижал его к себе стоя рядом.
– Все хорошо. Все живы, все здоровы.

Кристофер плакал, ощущал огромную душевную боль. Потянулся котом к Тайнару. Его тут же приняли в свои пушистые объятия, закрутились вокруг тельца в кольцо и принялись мурлыкать успокаивающую песенку. Руками же он прижал его к себе и уложил голову щекой на его макушку.

– Успокойся, маленький. Все хорошо. Все закончилось.
– Нашептывал Тайнар.

Клаус не вышел из спальни. Он разделся, раздел Аравеля и прижался к нему обнаженным телом, ласково стал напевать. Личную песню. Интимную. Только для двоих. Прижимал бессознательное тело к себе и целовал его закрытые глаза, щеки, виски, лоб и губы. Умолял вернуться. Его кот терся о такое же бесчувственное тело белого красавца. И так же пел, вызывал к себе, умолял открыть глаза.

К середине ночи Аравель откликнулся. Очень медленно дернул ушком, пошевелил усами, приоткрыл глаза. Его тут же облизали горячим языком. Кот Клауса прижался всем телом и громко мурлыкал, радовался. А кот Аравеля едва мог пошевелиться.

Физически же Клаус подмял под себя супруга, впился в его губы и распалял тело лаская руками. Вскоре Аравель застонал, принимая его, не дав подготовить себя и постанывая от боли физической, вытесняя ею душевную. И Клаус повиновался ему во всем. Жадно брал его, мучил всю оставшуюся часть ночи, вырывал из охрипшего горла стоны. Страстно зацеловывал, ставил метки, прижимал к себе. На этот раз вязка была мучительно долгой. Более часа. Аравель сорвал голос, пытаясь выползти, расцепиться. Но прижимающий его к кровати Клаус, вцепившись в его плечи и волосы, покусывая в холку, удерживал на месте. Аравелю только и оставалось рычать, кричать и ерзать на месте, стонать от очередной пульсации и плакать.

Под конец вязки он уже тихо постанывал, окончательно сорвав голос. Его ласкали губами по шее, плечам и спине. Руки обихаживали бока.

– Аравель, любимый мой, милый мой, - шептал Клаус ему на ухо. Мягко захватывал ушную раковину губами, посасывал мочку.
– Люблю тебя. Милый мой.

Аравель только улыбался. В голове было пусто. Память услужливо уснула. В теле была истома. В попе приятно и тепло. Все тело сладко подрагивало. Волны оргазма спадали. И его ласкали, мягко целовали везде, куда могли дотянуться. И приятная тяжесть тела пары, вдавливающего его грудью в кровать. И запах любимого альфы.