КОРНЕЙ. Слобода… к слободе бы да розгу хорошую, вот тоды дело бы вышло.

ПРОХОР. Розгу, дедушка Корней, вместе с крепостным правом в год твоего рожденья схоронили.

КОРНЕЙ. Здря, поторопились!

ПРОХОР. Поторопились! Соскучился по нагайке?

КОРНЕЙ. Оттого и порядок был. Мужик без кнута, на што он годящий человек?

ПРОХОР. Э-эх, дедушка. Родился ты крепостником, и теперь ты все тот же раб. И раб добровольный. Худший из рабов. Октябрьская революция сделала тебя не только хозяином земли, но и хозяином судьбы своей. «Хозяином мира».

КОРНЕЙ (ворчит, передразнивая). «Мира…» «Судьбы…» Ой, Прошка, не гляди высоко, нос запорошишь. Слышь — один над миром хозяин есть — бог.

ПРОХОР. Бо-ог? Вот мы распорядки евойные и отменили.

КОРНЕЙ. Ну, ты, богохульник, заводская шпана, замолчи. Землю сколько хошь погань, а бога не трожь. Русский человек только верою и силен да церковью.

ПРОХОР (смеется). Что же ты за бога так заступаешься? [Аль сам за себя не постоит?] Ты ему теперь заступник, а не он тебе?

КОРНЕЙ. Бога, говорю, оставь. [Не гневи его.

ПРОХОР. А то разразит меня на месте?

КОРНЕЙ. На этом месте аль другом. А только бо-ог, он все видит да не скоро скажет.] У-у, нехристи! Стеньки Разины!{47}

ПРОХОР. Стенька Разин за народ стоял, и в лучшем виде.

КОРНЕЙ. Одно слово — большаки. Бога не боятся, отца с матерью не почитают. Только мы, крестьяне, еще о боге помним.

ПРОХОР. Как же — божьи человеки. И во имя его пресвятое голодным рабочим и детям в хлебе отказывали, зато горшки с золотом и керенками{48} в подпол замуровывали. Потом свечку в церковь поставишь — и снова чист душой, аки агнец. И дешево, и без греха.

КОРНЕЙ. А ты — немец, бусурман, интернационал… Есть ли крест на тебе? Покажи спервоначалу, а потом разговаривай.

ПРОХОР. А вы, мужички, божьи подданные, как на помещиков с дрекольями да с вилами пошли, крестики поснимали? Чего, дедушка, приумолк да мошек стал отгонять?

КОРНЕЙ. Так то за землю. Земля божья.

ПРОХОР. «Божья»? Божья-то божья, да за собой закрепить захотели — оно поверней. Тут вы и припомнили старую пословицу: «Бог-то бог, да сам не будь плох». И пошли за рабочими, божью правду и божий мир перестраивать.

КОРНЕЙ. Строители… «Мир божий перестраивать…» (Отогнав муху.) Вот насекомая, не велик зверь, а поди-кась, смастери, да чтобы весь по форме, все к месту. Мастера. А хлебушек понадобился, так в деревню понавалили. А штоб завод заработал, понадобился барин с кнутовищем: «Приходи, владей».

ПРОХОР. Дудки-с! Буржуйская твоя нация, вот что, дед. Приглашаем. Их знания на службу к себе берем. Пожалте, будьте гостями. Но хозяин над миром один — пролетариат. Есть еще порох в пороховницах! Аль, может, мужички подумывают землю барам вернуть? А, дедушка? (Смеется.)

КОРНЕЙ (почесывая затылок). Мужик на земле крестьянствует, мужик ею и владей.

ПРОХОР(смеется). То-то вот и оно. (Ходит.) Нет, пролетарское движение не задавишь. Второй раз ошибок не повторим. Обучены.

КОРНЕЙ. Барин на свою голову тебя и обучал. В люди вывел.

[ПРОХОР. Не в люди, а в «человеки». Грамотного лакея, культурного раба, для себя готовил, чтобы в Париже да в прочих заграницах не краснеть за мужицкое свинство и неряшество. Вот и пригляделся, как люди живут.

КОРНЕЙ. А ты вместо спасибо и куражишься над ним.] «Товарищ». На товарищество бумажку получил, да свово ничего не вложил.

ПРОХОР. Труд вложил.

КОРНЕЙ. Чего ж в канпанию раньше не вступал?

ПРОХОР (махнув рукой). Чего с тобой, дед, разговаривать. Деревня. Кремень-голова. (Дает ему бумажку.)

КОРНЕЙ. Неправда, што ль? Вот. (Показывает на бумажку, данную Прохором.) Без твово на то позволенья тронуть ничего нельзя. Вазы принес, расписку требуешь.