Нарастающий цинизм и ложь, в которых все больше вязнет страна, связывались автором с отношением власти к народу, стремлением расположившихся «на должностях» героев к комфортному быту, с забвением ими начальных (идеальных) целей — и нежеланием признаться в этом самим себе.

Жизнь страны, уступившей право на смех, становилась беззащитной. Комедиографы серьезнели либо вовсе уходили из профессии, комедии уступали место трагикомедиям. Десятилетие завершили «Самоубийца» Эрдмана, булгаковская «Кабала святош» — о ханжестве убийц и потерянности отдельного человека — и (недооцененная) дилогия Афиногенова: «Страх» и «Ложь».

К концу 1920-х на репертуар профессиональных драматических театров начинает оказывать вполне реальное и существенное воздействие обострение политической борьбы в верхах (выслан из страны недавний покровитель искусств Л. Д. Троцкий, смещены и будут арестованы Г. Е. Зиновьев и Н. И. Бухарин, утратят влияние излишне либеральные А. И. Свидерский и А. Н. Луначарский). Энтузиастическая готовность части драматургов откликаться на все проводимые партией кампании сыграет с ними злую шутку. И чем включеннее тематика пьесы в злобу дня, чем ближе к эпицентру актуальных политических событий, тем выше шанс ее автора исчезнуть не только с театральных афиш, но и из жизни. Наиболее востребованные авторы, такие как Афиногенов, Булгаков, Киршон превращаются в неприемлемых и опальных. Афиногенов подвергнут остракизму, исключен из партийных рядов. Против Булгакова развязана кампания травли, его пьесы сняты с репертуара. Киршон арестован, расстрелян. Завалишин арестован, расстрелян.

Если в книге «Рождение советских сюжетов…» нашей задачей было, прочтя сотни пьес как единый текст, выстроить теоретическую конструкцию организации материала, показав типические особенности драмы нового времени, то цель этого сборника — сменить общий план на крупный.

Помимо представления самого литературного «исторического вещества» — драматических сочинений, насыщенных реалиями, «воздухом времени», хотелось бы рассказать о том, откуда появились новые художественные имена и как их пытались организовать в полезное власти течение (т. е. каким образом шла организация писательства в Советской России как культурного института); показать, как (неизбежно) выламывались индивидуальности из коллективистских устремлений эпохи; и, наконец, увидеть неожиданные параллели и ассоциации сегодняшнего времени с проблематикой 1920-х — начала 1930-х годов, блики исторической памяти. Оттого не менее важны для этой книги комментарии, в которых пусть пунктирно, но все же проступают человеческие судьбы пишущих людей; и культурная история пьес, их рецепция тогдашней официальной (печатной) критикой — и обычным, неангажированным зрителем.

Самая приятная часть вступления — назвать тех, кто помогал автору в работе. Традиционная (многолетняя) признательность сотрудникам научной библиотеки СТД РФ, в фондах которой хранится большая часть публикуемых пьес, а также дружелюбному и компетентному коллективу РГБИ. Моя искренняя и глубокая благодарность за моральную и практическую поддержку проекта в то время, когда я была готова от него отказаться, Ю. Г. Лидерман, доценту кафедры истории и теории культуры РГГУ. Профессорам университетов La Sapienza (Рим) Р. Джулиани, парижской Сорбонны Л. Трубецкой, кафедры славистики университета г. Ватерлоо (Канада) З. Гимпелевич и научному сотруднику Института высших гуманитарных исследований им. Е. М. Мелетинского М. С. Неклюдовой я признательна за возможность заинтересованных и компетентных обсуждений работы на международных конференциях и рабочих семинарах. Коллегам по Отделу театра Института искусствознания — Н. Р. Афанасьеву, Н. Э. Звенигородской, В. В. Иванову, М. Г. Светаевой, Е. Д. Уваровой — за высказанные ими замечания и соображения. Профессору Школы-студии МХАТ А. М. Смелянскому за его дружескую многолетнюю включенность в проблематику моих научных занятий. Безусловно, я благодарна и тем коллегам, кто не скрывал своего скепсиса по поводу полезности данной работы: их критические суждения способствовали продуманности моих умозаключений.

Наконец, моя благодарность милой Насте Ильиной — за ее добросовестный и потребовавший определенного энтузиазма компьютерный набор выцветших, трудночитаемых пьес.

В книге публикуются как пьесы, печатавшиеся в 1920-х годах, так и не видевшие ранее читателя. К семи пьесам удалось отыскать заслуживающие внимания разночтения, связанные с цензурной правкой. Эту информацию жаль было терять. Поэтому самые яркие цензурные купюры выделены в текстах квадратными скобками. Тем самым очерчивается круг тем (часто — имен), публичного обсуждения которых стремилась избежать власть. Любопытен яркий частный случай: на страницах «Лжи» квадратными скобками выделена собственноручная выразительная правка Сталина (которому автор дважды высылал пьесу). Публикатор придерживался принципа минимального вмешательства в текст. В угловые скобки помещены слова и фамилии персонажей, пропущенные авторами и дописанные публикатором. Полужирным курсивом переданы авторские дописывания и выделения в машинописных экземплярах пьес.

Завершает сборник историко-реальный комментарий к пьесам (подлежащие комментированию реплики, цитаты, фамилии и пр. помечены звездочками [30] ), история создания пьес, информация о первых постановках произведений и их рецепции современниками, сведения о творческих биографиях авторов и именной указатель.

АРГУТИНСКИЙ, Константин Павлович — председатель Союза Спасителей России.

ЛОЛОТ, Елена Константиновна — его дочь.

АРГУТИНСКИЙ КОКО, Николай Павлович — ее кузен.

АЛМАЗОВ ЖОРЖ, Георгий Дмитриевич.

ОРЛОВ, Дмитрий Иванович.

КРУТОЯРОВ, князь — почетный председатель Союза Спасителей России.

ВОСТОЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК — жених.

ВЕЛИЧКИН, актер — жених.

ОБНОСКОВ, генерал в отставке — жених.

1-й БИРЖЕВИК.

2-й БИРЖЕВИК.

АДМИРАЛ «не у дел».

ЭТУАЛЬ, diseuse [31] .

НАНЕТ де ЛАНКЛО.

ТАНЦОВЩИЦА и ее КАВАЛЕРЫ.

ЛАКЕЙ у Коко.

КОРНЕЙ — садовник.

ПРОХОР — комендант дома.

ПУБЛИКА в ресторане.

ГАРСОН в ресторане.

<МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК в ресторане.>

первое — на Ривьере, в квартире Коко;

второе — в Париже, в ресторане;