— Сейчас уходим с последним эшелоном. Прощайте…

Толик незаметно выскользнул из комнаты и напрямик, через огороды, побежал в депо. «Эх-1320» там не оказалось. Он стоял на вокзале под составом, готовый к отправлению.

Водокачку уже взорвали. Красногвардейцы закладывали фугасы под опоры вокзала. В теплушки наспех грузили пулемёты, боеприпасы, раненых. На носилках мимо Толика две сестры милосердия пронесли бойца. Одна из них споткнулась и едва не упала.

— Давайте, тётя, я вам помогу, — подбежал Толик.

Раненого внесли в вагон, и мальчик там и остался. Подавая одному раненому пить, укрывая другого, принимая в вагон новых, он выигрывал время до отхода поезда.

Ждать пришлось недолго. Грохот разорвавшегося невдалеке снаряда заменил сигнал отправления. Поезд тронулся. Через минуту стены вокзала осели от взрыва. «Эх-1320», натужно посапывая, набирал скорость. На стыках колёса отбивали дробь, словно спрашивая: «А ты куда? А ты куда? А ты куда?!»

— Беляков бить, куда же ещё! — ответил Толик колёсам.

Когда, по его подсчётам от Лозовой отъехали не меньше пятидесяти километров, он вышел из вагона поразмять затёкшие ноги. Теперь возвращение домой было невозможным. Толик подошёл к паровозу и, ловко схватившись за поручни, одним махом поднялся в будку. Брат у котла рассматривал показания на манометре. Толик кашлянул..

— Ты? — растерялся Глеб.

— Я…

В Харькове паровоз отцепили от состава и отправили в депо. Глеба куда-то вызвали. Часа через два он возвратился и сказал, что его назначили машинистом на бронепоезд.

Шли пешком почти через весь Харьков. К вечеру разыскали командира бронепоезда в пассажирском вагоне, стоявшем в маневровом тупичке.

— Назначен к вам машинистом, — доложил брат.

— Отлично. Давно ждём тебя. — Командир встал и протянул руку. — А это что за пузырь?

— Я с братом…

— Нет, дорогой, так не годится. Бронепоезд не приют, детям здесь не место.

— Не отправлять же мальчишку домой, — вмешался военный в казачьей бурке, оказавшийся комиссаром. — Пропадёт он в дороге. Пусть остаётся.

Бронепоезд был уже готов. Ждали из Питера специальную броню для площадок. Глеб принял паровоз, и оба брата проводили на нём все дни, устраняя недоделки и неисправности. Наконец получили долгожданную броню, а вместе с ней пришла и весть о подходе белых.

Товарищ доктор

Вечером всех собрал новый командир Ачкасов.

— Товарищи, — глухо сказал он, — нам предстоят жаркие бои. Хочется познакомиться с вами поближе, чтобы мы лучше знали друг друга.

Слова командира понравились бойцам. Он шёл вдоль рядов, спрашивая у каждого: имя, откуда родом, военная специальность.

— А ты, боец, чему обучен?

— Умею стрелять из винтовки и пулемёта! — отчеканил Толик.

— Сколько ж тебе годов?

— Шестнадцать…

— Не много ли? Да ты не опускай глаза. Брехать, брат, не годится, коль собрался воевать за правое дело.

— Четырнадцать, — прошептал Толик пересохшими губами.

— Ладно, воюй, — прогудел Ачкасов. — Позаботься, комиссар, чтобы мальчонку к делу пристроили.

В тот же вечер комиссар вызвал Толика к себе.

— Подумали мы с командиром и решили произвести тебя в санитары. Работа не мудрёная: ранят кого — перевяжешь, а убьют — глаза закроешь. Отец у тебя доктор, мать акушерка — значит, и тебе идти по семейной линии. Зайдёшь к начальнику вооружения, получишь «люис». Пулемёт отличный. Изучи его, в бою пригодится. Ещё сходи в больницу да попроси, чтобы тебя научили делать перевязки. И бинтов достань заодно, а то у нас своих маловато. На-ка, возьми мою фуражку. Что, хороша? Носи на здоровье, твоя уже всякий вид потеряла.

Надев флотский бушлат и новую фуражку с красной звездой, туго перетянувшись пулемётными лентами, Толик отправился в земскую больницу постигать тайны медицинской науки.

— Кто тут будет у вас врач? — решительно спросил он у пожилой женщины в белом халате.

— У нас два врача. Вам какого?

— Самого главного.

Через несколько минут вышел старичок в белом халате и такой же шапочке.

— Чем могу служить?

— Научите меня делать перевязки.

— Пе-ре-вязки? — Брови врача поползли на лоб. — Это для какой же цели, смею спросить?