Но давайте оставим эмоции критикам, как говорит на телевидении Кунг Фу[53], ибо из огромного репродуктора, тоже в стиле эпохи, слышится хрип, а вслед за тем и безличный казенный голос:

— Раз, два, три, четыре… Внимание, внимание! Каролу Пекару немедленно явиться в центральный пункт управления! Повторяю! Каролу Пекару немедленно…

Пекар сердито выдергивает провод, но странное дело — вызов продолжает звучать над шкафчиком гардероба.

— …явиться в центральный пункт управления, в противном случае пусть пеняет на себя… Кто там опять балует с радиосетью?

В этом нет никакого чуда, левитации, передачи голосов; сразу за шкафчиком гардеробной находится главный зал, только что гордо поименованный центральным пунктом управления. Встревоженный Пекар проходит через небольшой коридорчик между стеной и разнообразными электрическими приборами и узлами с выключателями и рычагами для регулировки в небольшую нишу, то есть в главный зал, то бишь в сердце подстанции.

Здесь сидит начальник смены Ондращак, дует в микрофон, как сказочный Локтибрада на горячую кашу, и пробует все рычажки своей любимой радиоцентрали из темного красного дерева. С трех сторон нишу ограничивают контрольные приборы, большинство из них даже на первый взгляд не самые новые. У некоторых лопнуло стекло, на иных стрелки движутся лишь тогда, когда по ним стучат пальцем. Окно на заднем плане заставлено кактусами, бутончики на некоторых из них свидетельствуют о намерении цветов вот-вот распуститься. Помещение, гордо именуемое центральным пунктом управления, столь тесно, что вмещает лишь захудалый школьный столик и кухонный стул, уже не раз крашенный грязно-белой краской. Если бы Ондращак соизволил встать, мы могли бы восхититься лежащим на стуле «подзадником», расшитым по образцу, взятому из женского журнала «Дорка» и мастерски воспроизведенному заботливой супругой к некруглой семейной годовщине.

— Опять ты подгадил! — упрекает Пекара Ондращак, похожий на зимнюю снеговую тучу.

— Я из тихого семейства. Орать не надо, уши у меня в порядке, горячая вода вчера была, так что все мы выкупались.

— А если что случится? Кто будет отвечать?

— Так вы же крикнете. Через коридор все слышно.

— Крикнете! Нашелся умник. Нам надо поговорить серьезно, без шуточек. Не считай это придиркой. Что и как, что и как делается и все такое… Не считай, что я строю из себя начальника, выпендриваюсь и все такое…

— Что делается? Чего только не делается, — отвечает Пекар, все еще прекрасно настроенный. — Новости потрясные. Марлон Брандо не принял Оскара, чтобы обратить внимание общественности на тяжелую жизнь индейского племени навахо. Роже Вадим после десятилетнего перерыва опять снимает Брижит Бардо. Кто бы поверил?

— Я бы не поверил! — заявляет начальник решительно, хотя не имел об этом ни малейшего представления.

— Вот видите! Б. Б. играет в фильме «Дон Жуан» роль женщины, которая самоутверждается, соблазняя мужчин. Картина будет, скорее всего, шикарная, но вот будет ли глубокой, это еще вопрос…

— Вот и я спрашиваю. — Ондращак пытается внести в разговор свои мелкие проблемы, но Пекар не позволяет себя перебить.

— …Каскадерша Конни Тильтон из английской телевизионной компании убилась, выпрыгнув из окна, которое находилось на высоте девяти метров. Красота — это еще не все, сказала двадцатидевятилетняя Джекки Лейн, известная в телевидении и кино…

— Не знаю я никаких Джекки Лейн! — решительно сопротивляется начальник. — Хватит, заткнись, не знаю, никого не знаю!

— …Сьюзэн Хэмпшир, Флер из телевизионной многосерийки «Сага о Форсайтах», видится со своим супругом только по выходным дням. В то время как она живет в роскошном особняке в Фулхэме…

Тут уж Ондращак взвыл как степной волк: — А что с работой?! — но ничего этим не добился.

— …ее супруг режиссер Пьер Гранье-Реферре после большого успеха фильма «Август в Париже» живет в обставленной по-спартански холостяцкой квартире в Париже и чертовски занят работой…

— С тобой такого не бывает! — Начальнику смены удается наконец найти правильный полемический тон. — Молодой человек является, когда ему вздумается, и всю смену, как загипнотизированный кролик, глазеет на голых вертихвосток. Отчеты не заполнены…

— У вас здесь что, потерялся мегаватт? Подумаешь, центральный пункт управления, держите меня! Фарадей бы над вами зарыдал и прислал бы вам в подарок эбеновую палочку. Смехота! Я не копаюсь целыми днями вилкой в кактусах и не бормочу по-латыни, как в костеле: «Euphorbia splendes, euphorbia grandicornis»[54].

Только сейчас Ондращак действительно рассердился, долго собиравшаяся гроза бушует вовсю.

— Grandicornis не трогай, ты, Чаплин ушастый, Бельмондо беззубый!

— По крайности я не вор!

— А кто в таком случае вор? Я?

— Каждый, кто себя им считает. Я не ворую в Ботаническом саду кактусы и их отростки… Aloe mitriformis, семейство Asclepiadacae[55].

— Семейство Liliaceae[56], между прочим! Liliaceae! Много себе позволяешь! О тебе-то уж наверняка накрутят многосерийку «Из жизни микробов»! И ты в главной роли.

— Это уж слишком! Никому не позволю сравнивать себя с микробами, амебами и прочими одноклеточными! Только потому, что у некоторых есть диплом! Такого не позволяла себе даже моя собственная мама!