А рядом с машинкой у Рене лежит строкомер! Он кладет его так, чтобы тот бросался в глаза каждому входящему.

— Что это? — спрашивает каждый входящий.

— Строкомер, — говорит Рене, благословляя дарителя. Строкомер сподобился удивления даже товарища Пандуловой. Строкомер — это здесь авторитет Рене. Пропади он — и авторитета как не бывало.

Приходит, к примеру, Фркач, начальник заводской охраны, а по совместительству — комендант в том самом доме, где проживает Рене, муж уже небезызвестной нам белокурой комендантши, приходит и приносит для печати смету заводского клуба — Фркач, кроме всего прочего, еще и кассир местного профсоюза. Он кладет заметку на стол и, конечно, спрашивает:

— Что это?

— Строкомер, — отвечает Рене, даже не утруждая себя попыткой проследить, куда устремлен взор начальника-коменданта-кассира.

А начальник-комендант-кассир, словно зачарованный строкомером, сразу же обрушивает на Рене:

— Этого Клайнайдама надо будет призвать к порядку.

— Почему? — спрашивает Рене, хотя призывать к порядку Клайнайдама отнюдь не входит в его полномочия, Клайнайдам, старый живописец, немец-репатриант, работает штатным художником-оформителем и подчиняется товарищу Пандуловой, ибо товарищ Пандулова не только главный редактор заводской газеты и председатель парткома, она также заведует и сектором пропаганды, а это значит, что, кроме Рене, в ее подчинении еще два художника-оформителя. И Фркач говорит именно об одном из них:

— У него, понимаете, рабочее время нормировано, заступает в четыре утра, потому как по причине какой-то болезни должен обедать дома, да еще точно в двенадцать, но нынче утром нашему дежурному охраннику показалось подозрительным, что в отделе темно, он подошел вплотную к окну и увидел, что Клайнайдам спит!

— Ну бывает, забудьте об этом, — говорит Рене, полагая, что он, как обладатель строкомера, в отсутствие главного редактора-председателя-заведующей может себе это позволить.

Правда, случается и так, что вошедший о строкомере не спрашивает, ему некогда, он срочно разыскивает товарища Пандулову.

— Не знаю, где она, — говорит Рене.

А потом вспоминает, что товарищ Пандулова сказала: «Если меня будут искать, я в кадрах».

И Рене добавляет:

— Сходите в отдел кадров.

А иной посетитель не интересуется ни строкомером, ни товарищем Пандуловой, а, вперив взгляд прямо в машинку, спрашивает:

— Что пишете?

И Рене отвечает:

— Одну статейку.

«Одна статейка» поначалу — просто заметка, заброшенная в редакцию рабкором либо товарищем Пандуловой из ее очередного рейда. Рене выправляет в ней грамматические и стилистические ошибки, сокращает ее или коренным образом перерабатывает, а потом, перепечатав в двух экземплярах, на чистовике от руки пишет «кг 8/14 циц» — эту формулу он перенял у товарища Пандуловой, утаив, конечно, при этом, что он, обладатель строкомера, раньше не имел о ней ни малейшего понятия.

Но время идет, и Рене все больше материалов изыскивает сам. Самую просторную комнату трехкомнатной квартиры, где в одной из двух меньших комнат обитают Рене с Тршиской, завхоз использует как гостевую; там сменяются всевозможные люди, и газетные темы приходят к Рене прямо домой. На какое-то время поселяются там, к примеру, дератизаторы — очищают завод от крыс. И у Рене тотчас готова большая статья об их справедливой борьбе. А то пожалует на гастроли Мартинский театр, сыграет в заводской столовой «Мнимого больного», режиссер переночует — ну Рене тут же рождается статья о театре.

— Гм-гм, — промолвит товарищ Пандулова, просматривая свежий номер многотиражки. Рене сидит в конце стола и ждет дифирамбов. Бывает, товарищ Пандулова похвалит его, а иной раз и нет.

— Гм-гм, — говорит она иной раз. — Опять у вас нет производственной темы.

— Не приносят, — оправдывается Рене.

— Самому нужно позаботиться, — подает совет товарищ Пандулова. И в качестве наглядного пособия предлагает: — Пойдемте пройдемся по заводу.

Они проходят по цеху, в котором работает множество женщин. Рене чувствует на себе их взгляды — смотрело ли на него когда-либо в жизни столько женщин разом? Столько, как сейчас, — никогда. И к тому же еще играет музыка. Они проходят в цех поменьше.

— Это цех ВЧ-блоков[20], — говорит товарищ Пандулова.

Рене знает, что это цех ВЧ-блоков, но он уже смирился с тем, что никогда не узнает, что, собственно, такое ВЧ-блоки.

В этом цеху работает примерно тридцать женщин. Цех обнесен сеткой, у входа за сетчатым ограждением — столик. За столиком — два мастера, Рене уже знаком с ними — это Замечный и Райнога.

— Надо бы вам и о нас что написать, — говорит Замечный.

— Не можем же обо всем писать одни мы, — справедливо замечает товарищ Пандулова. — У вас тут есть Баникова!

— А разве Баникова опять что-то о нас написала? — спрашивает Райнога.

— Да, написала, но только стихотворение, — говорит товарищ Пандулова.

— То-то и оно, что стихотворение! — смеется Замечный.

— Она здесь? — спрашивает Рене.

Он уже был тут однажды, но тогда работала другая смена, и потому до сих пор так и не удостоился увидеть Баникову.

Райнога: — Ну-ка позови ее!

Замечный: — Ангела, подите сюда!

— Ангела! — подхватывают несколько девушек в один голос, и весь цех прыскает со смеху.