[7]

РЕНЕ В РЕДАКЦИИ, В БУХГАЛТЕРИИ И У ДИРЕКТОРА

Из отдела кадров товарищ Пандулова ведет Рене в редакцию заводской многотиражки. Они проходят вдоль зеленой стены, принадлежащей — об этом Рене узнает впоследствии — так называемой «деревянной деревне», которой застроена вся передняя часть зала. Из-за перегородки, откуда-то из глубины зала, доносится грохот каких-то инструментов, музыка, крики и смех, преимущественно высокий, женский. Но вот они уже в боковом коридорчике перед дверью, на которой чернильным карандашом выведено: ОЗК КПС[17].

Рене ничуть не удивлен: он уже успел узнать, что товарищ Пандулова не только главный редактор многотиражки, но одновременно и председатель парткома завода. Однако гордость так или иначе распирает Рене — он ведь даже не предполагал, что будет работать в таком авторитетном помещении.

В помещении единственный письменный стол, у окна. Перпендикулярно к нему столик, а возможно, и два, покрытых скатертью, вокруг них примерно восемь стульев, остальные пять-шесть — у стены. На столике, покрытом скатертью, пишущая машинка, рядом кипа рукописей.

— Вот, взгляните на это, — гордо говорит товарищ Пандулова, протягивая Рене рукописный лист из кипы.

Рене, усевшись на стул, читает. Это стихотворение, тема его — явка на работу. Подписано: Ангела Баникова.

Товарищ Пандулова: — Это вполне прилично. Только немного подправьте.

Рене, вооружившись ручкой, читает стихотворение снова. Правит мелкие орфографические и стилистические ошибки. Однако поправок что-то маловато. В смущении читает стихотворение в третий раз и переписывает отдельные строчки полностью, стараясь упорядочить и ритм, и рифмы. Но заменяя при этом слова, он отнюдь не уверен, те ли это слова, уместны ли они и вообще — можно ли вещи, о которых говорится в стихотворении, выражать такими, а не иными словами. Он читает стихотворение в четвертый раз и, вычеркивая вписанные им строчки и почти всю свою правку, возвращается к варианту Ангелы Баниковой. Ритм и рифмы снова начинают хромать. Однако после всех манипуляций он вдруг обнаруживает, что, хоть и не внес бог весть каких изменений в стихотворение, все-таки перепечатать его придется. Перепечатанное отдает на суд товарищу Пандуловой.

— Гм, — говорит товарищ Пандулова. Она удовлетворена. — Среди наших людей есть и поэты.

Рене: — Буду рад, если вы меня с ними познакомите.

Прежде всего он, конечно, имеет в виду Ангелу Баникову, автора стихотворения, она представляется ему этакой длинноногой секс-бомбой.

Из помещения ОЗК КПС, а иначе из редакции заводской многотиражки, они направляют свои стопы в бухгалтерию.

— Образование у вас высшее? — спрашивает бухгалтер и на утвердительный ответ Рене расплывается в улыбке.

— Н-да, не везет вам. Не было бы высшего, мы смогли бы положить вам больше, на этой должности изрядная вилка, но, поскольку у вас высшее, придется определить вам зарплату соответственно приказу о поступающих на работу вузовцах. После всех удержаний и квартплаты получите на руки девятьсот тридцать крон.

Товарищ Пандулова тоже улыбается.

И Рене улыбается. Сознание, что он жертва высшего образования, поднимает его в собственных глазах.

Из бухгалтерии они идут к директору. Этот путь уже знаком Рене. Он изображает на лице дружескую улыбку, предназначенную для доктора Сикоры, но, к сожалению, доктора Сикоры в секретариате не обнаруживает — там одна секретарша.

Товарищ Пандулова: — Директор у себя?

Секретарша: — Да.

Рене предполагает, что товарищ Пандулова попросит секретаршу доложить о них, но товарищ Пандулова сама подходит к звуконепроницаемой двери и стучит.

— Войдите! — доносится из-за двери.

Товарищ Пандулова тем временем уже успевает открыть дверь:

— Честь труду!

— А-а, честь труду, товарищ Пандулова! — звучит в ответ из глубины комнаты чешский вариант того же товарищеского приветствия.

— Здесь товарищ Рене, — говорит с порога товарищ Пандулова.

— Новый редактор? Что ж, только на две минуты, не больше.

У директора Поспишила в самом деле времени сегодня в обрез. Впереди совещание о поставках в Египет. Затем собрание по поводу перевода производства на поточный метод. И еще комиссия с результатами проверки отопительной системы.

Но Рене не посвящен во все это. В кабинет директора он входит вслед за товарищем Пандуловой с каким-то странным чувством. Может, завидует, что вот этот самый коренастый очкарик, который сейчас их приветствует, при первой встрече с Ван Стипхоутом располагал не двумя минутами, а минимум часом? Пожалуй, это так. Правда, они ехали в машине. На директоре Рене замечает прежде всего белый халат. Он уже обратил внимание, что в белые халаты облачены все служащие. Однако увидеть в нем директора никак не ожидал.

— Итак, добро пожаловать! — говорит директор Поспишил. — Садитесь! Принимаем вас, но смеем надеяться, что не сбежите от нас сразу же, едва начнете работать. Задержитесь хотя бы годика на два, на три!

Директору не понадобилось готовиться к этой встрече ни сознательно, ни подсознательно. К таким ситуациям он готов постоянно. Как-никак он директор. И Рене одобряет профессиональное мастерство, с которым тот, начиная с этой минуты, руководит уже и им.

— Годика два-три можно, — соглашается он.