ждала – словно змейка ветра,

тянулась, изнемогая.

Юноша (вставая).

Довольно! Ступай отсюда.

Иначе я вырву с мясом

твои вензеля из нардов,

задернутые атласом.

Замолкни! Ступай на площадь

искать невинные плечи,

и пусть ночные гитары

тебе заплачут навстречу.

Никто твой шелк не наденет.

Манекен.

Тебя я настигну снова.

Я буду твоею тенью.

Всегда.

Юноша.

Никогда.

Манекен.

Два слова,

еще только два!..

Юноша.

Пустое.

Не тронут меня нимало.

Манекен.

Гляди же.

Юноша.

Что это?

Манекен.

Видишь?

Тайком у швеи украла.

(Показывает розовое детское платьице.)

Молочный ручей сбегает

по талому снегу шелка,

и грудь болит от ожогов —

и боль как белая пчелка.

Где сын мой? Дайте мне сына!

Мой сын. Как нежно и властно

его черты проступают

под опояской атласной!

Он твой. Это сын твой.

Юноша.

Сын мой.

Тот самый предел последний,

где спят на цветах сознанья

безумные птицы бредней.

(С тоской и тревогой.)

А если не будет сына?

Гонимая бурей птица

не может парить.

Манекен.

Не может.

Юноша.

А если не будет сына?

Гонимая бурей барка

не может доплыть.

Манекен.

Не может.

Юноша.

Молчат дождевые струны.

И вдруг каменеет море

под гаснущий смех лагуны.

Манекен.

Кто же в шелк мой оденется тканый?

Юноша (воодушевленно, с уверенностью).

Та, что ждет на краю океана.

Манекен.

Всегда она ждет. Ты вспомнил?

Часы, и дни, и недели.

Уходит немо – как любит.

Твой сын поет в колыбели.

Но он холоднее снега,

он ждет твоей крови жадно.

Иди же скорей за нею,

нагой приведи обратно

и дай ее мне, нагую,

чтоб розой зашелестели

шелка моего наряда

на розовом теплом теле.

Юноша.

Я должен жить!

Манекен.

Но не медли.

Юноша.

Мой сын поет в колыбели,

но он холоднее снега

и ждет, чтоб его согрели.

Манекен.

Дай платьице.

Юноша (мягко).

Нет.

Манекен (отнимая детское платье).

Отдай мне.

Пока вернешься с победой,

я буду петь ему песни.

(Целует его.)

Юноша.

Но где мне искать?