Передъ нимъ, какъ на ладони, златоглавая Москва.

— Такъ вотъ, наконецъ, этотъ знаменитый городъ!.. — произнесъ Наполеонъ, — теперь война кончена… Да и пора ужъ…

Онъ долго задумчиво разсматривалъ карту города, поднесенную ему, и, обратившись къ свит, сказалъ:

— Приведите бояръ!

Онъ ждетъ долго, разсматривая дивную панораму Москвы въ зрительную трубу. Врная гвардія, ликуя, привтствуетъ своего вождя. Но проходитъ два часа. Посланные за депутаціей бояръ вернулись и никого не привели. Они шепотомъ сообщаютъ окружающимъ императора, что Москва пуста, что вс ухали и ушли изъ нея, что по улицамъ шатаются толпы пьяныхъ, но никого больше…

А онъ ждетъ…

И вотъ Наполеонъ въ царственномъ Кремл.

— Такъ вотъ эти гордыя стны, — сказалъ онъ. — Наконецъ-то я въ Москв, въ ея Кремл, въ древнемъ дворц Русскихъ царей.

Гордый завоеватель какъ будто испытывалъ нкоторое удовлетвореніе. Онъ усиленно ждалъ, что теперь императоръ Александръ I будетъ просить мира.

Но какъ глубоко ошибся Наполеонъ!

Не миръ, а гибель принесло ему занятіе Москвы.

Только первую ночь сравнительно спокойно спалъ онъ въ Кремлевскомъ дворц. Но, проснувшись на другой день (4 сент.) рано утромъ, онъ услышалъ страшную всть о пожар Москвы. Онъ сначала не придалъ значенія этой всти, но, взглянувъ въ окно, увидлъ море огня, которое заливало все Замоскворчье. Онъ вскочилъ съ постели, толкнулъ мамелюка, надвавшаго ему сапоги, такъ, что тотъ упалъ навзничь, и впился глазами въ окно, за которымъ бушевала огненная стихія.

Изъ груди его вырывались короткія восклицанія:

— Какое ужасное зрлище! Это они сами поджигаютъ городъ. Сколько прекрасныхъ зданій!.. Какая необычайная ршимость!

Отъ горвшаго Китай-города съ Никольской и Ильинкой и изъ громадныхъ товарныхъ складовъ, отъ горвшаго Замоскворчья, отъ пожара громадныхъ винныхъ казенныхъ складовъ, вслдствіе пожарныхъ вихрей, летли на Кремль не то что искры, а цлыя головни, которыя едва успвали тушить солдаты расположенной въ Кремл молодой гвардіи. Кремль былъ въ страшной опасности, потому что въ немъ было много пороховыхъ ящиковъ и взрывныхъ снарядовъ; онъ гудлъ отъ адской музыки, отъ свиста и рева огненныхъ смерчей, отъ грохота падавшихъ по всей Москв стнъ, отъ жалобнаго стона разбивавшихся при паденіи колоколовъ. Но Наполеонъ, показывая наружное спокойствіе, не разставался съ дворцомъ.

Наконецъ, раздались крики: «Горитъ Кремль!» Загорлас Троицкая башня и арсеналъ. Тогда только Наполеонъ вышелъ изъ дворца и самъ сталъ тушить пожаръ, но маршалы на колняхъ упросили его покинуть Кремль, изъ котораго онъ съ величайшимъ трудомъ выбрался въ Петровскій дворецъ; на пути онъ едва не погибъ въ огн; его вывели изъ моря пламени повстрчавшіеся французскіе солдаты.

6-го въ ночь начались дожди, да и Москва догорла, а 8-го сентября онъ возвратился опять въ Кремль.

Злоба Наполеона, вслдствіе постигшихъ его въ Москв неудачъ, была безпредльна. Сгорвшая Москва была отдана на разграбленіе. Святыни ея были осквернены. Его маршалы обдали на нашихъ св. престолахъ, спали въ алтаряхъ нашихъ храмовъ, какъ напримръ, Даву — въ алтар Чудова монастыря. Кремлевскіе соборы были страшно разгромлены, разграблены и осквернены. Въ Успенскомъ собор ставили лошадей. Вокругъ собора стояли горны, въ которыхъ непріятели плавили въ слитки содранное съ иконъ золото и серебро. На царскомъ мст первопрестольнаго храма было написано мломъ: 325 пуд. серебра и 18 пуд. золота. Запись относилась къ захваченнымъ Святынямъ и древностямъ Москвы.

Вотъ чмъ ознаменовали свое пребываніе въ Москв носители западной культуры, поборники всяческихъ свободъ.

Разсчетъ на то, что посл захвата Москвы Императоръ Александръ запроситъ мира, не оправдался. Цлыхъ двадцать дней ждалъ Наполеонъ встника мирныхъ переговоровъ и… не дождался. А время шло, положеніе становилось все боле неопредленнымъ, полнымъ таинственныхъ предчувствій… Наконецъ гордость Наполеона поддалась, и онъ ршилъ самъ первый сдлать мирныя предложенія. Наполеонъ призвалъ маршала Лористона, вручилъ ему письмо, уполномочивавшее его открыть мирные переговоры, и отправилъ къ Кутузову въ лагерь при Тарутин, причемъ все безысходное положеніе французскаго императора выразилось въ послднихъ словахъ, сказанныхъ Лористону: «Я хочу мира, слышите, дайте мн его во что бы то ни стало! — только честь какъ-нибудь спасите!»

Въ отвтъ на предложеніе мира Лористонъ получилъ историческій отвтъ Кутузова, обрисовывающій его героическую душу: «Я подвергъ бы себя проклятію потомства, если бъ сочли, что я подалъ поводъ къ какому бы то ни было примиренію; таковъ въ настоящее время образъ мыслей нашего народа». А съ послднимъ совпадалъ и образъ мыслей Государя, который даже сдлалъ Кутузову выговоръ за то, что тотъ допустилъ къ себ Лористона.