7 октября Наполеонъ съ своей арміей оставляетъ Москву, приказавъ передъ отъздомъ взорвать Кремль.

Онъ началъ отступленіе по плодородной, богатой хлбными запасами Калужской дорог.

11 октября передовыя войска его заняли г. Малоярославецъ и готовились къ дальнйшему слдованію на югъ. Но на слдующій день, рано утромъ, сюда подошли передовыя колонны русскихъ войскъ подъ начальствомъ Дохтурова, за которыми невдалек слдовалъ Кутузовъ съ главными силами.

Дохтуровъ немедленно атаковалъ городъ и выбилъ изъ него непріятеля. Получивъ подкрпленія, французы снова заняли Малоярославецъ. Но тутъ завязался ожесточеннйшій бой, продолжавшійся весь день. Къ концу боя вс войска Кутузова подошли сюда и преградили Наполеону дальнйшее слдованіе на югъ. Нужно было или дать большую битву, въ род Бородинской, или отступать на западъ по опустошенной Смоленской дорог.

Наполеонъ находился въ это время въ селеніи Городн въ 10 вер. отъ Малоярославца. Здсь приготовлена была для него квартира. Великому завоевателю пришлось помститься въ мрачной и грязной изб бднаго ткача. Тяжелое впечатлніе произвело на Наполеона извстіе о положеніи длъ подъ Малоярославцемъ. Дальнйшій путь отрзанъ ему, его маневръ разстроенъ.

Что длать? Пробиваться или отступать?

Вечеромъ онъ созвалъ своихъ маршаловъ.

Наполеонъ услся у грязнаго стола. Передъ нимъ была разостлана карта Россіи. Помолчавъ немного, онъ началъ говорить о перемн, вызванной во всемъ положеніи длъ прибытіемъ Кутузова. Но вдругъ онъ умолкъ, взялся обими руками за голову и, опершись локтями на столъ, погрузился въ глубокое раздумье. Прошло боле часу, — императоръ оставался все въ томъ же положеніи; его глаза направлены были на карту, онъ какъ будто забылъ о присутствіи своихъ сподвижниковъ. Бессьеръ, Мюратъ и Бертье хранили молчаніе; они догадывались, какая страшная борьба кипитъ въ душ ихъ повелителя, и терпливо дожидались исхода. Наконецъ Наполеонъ очнулся. Онъ всталъ съ своего мста и объявилъ маршаламъ, что увдомитъ ихъ рано утромъ о своемъ ршеніи. Ночь императоръ провелъ крайне безпокойно. Онъ то ложился, то вставалъ, постоянно звалъ къ себ кого-нибудь.

Только на второй день къ вечеру, посл того какъ были получены извстія о новыхъ пораженіяхъ, нанесенныхъ французскимъ отрядамъ казацкими разъздами, Наполеонъ далъ приказъ объ отступленіи на Смоленскъ.

Это было уже не отступленіе, а бгство.

Началась потрясающая трагедія медленной гибели когда-то великой арміи.

Началась зима; французы, не привыкшіе къ русскимъ холодамъ, стали жестоко страдать отъ морозовъ; не имя теплой одежды, офицеры и солдаты кутались въ награбленные ими въ Москв мха, одяла, куски матерій, ризы священниковъ; кто не имлъ ничего, шелъ налегк, пока не падалъ и не замерзалъ. сть было нечего, питались чмъ ни попало, и главнымъ образомъ, трупами павшихъ лошадей. Посл пораженія французской арміи при Вязьм 22-го октября, при дальнйшемъ переход къ Смоленску и дальше къ Вильн, бдствія стали еще ужасне. Исчезла всякая дисциплина, всякая доблесть, никакое человческое чувство уже не волновало боле этихъ несчастныхъ, этихъ медленно движущихся по необозримой снжной равнин призраковъ. На каждомъ шагу встрчались бывшіе бравые офицеры, прикрытые лохмотьями, опиравшіеся на сучковатыя палки; волосы и бороды въ ледяныхъ сосулькахъ. Поминутно слышались ихъ мольбы о помощи. Несчастіе сравняло вс положенія; напрасно нкоторые офицеры пробовали командовать — никто не обращалъ на нихъ вниманіе… Голодавшій полковникъ принужденъ былъ выпрашивать кусокъ сухаря у рядового солдата, у котораго они еще водились… Многіе отъ голода и холода обращались въ идіотовъ, жарили и пожирали трупы своихъ товарищей…

А эти ночные привалы среди безконечныхъ снжныхъ равнинъ! Метель, холодъ… Кучи замерзшихъ оставались на мстахъ этихъ приваловъ, точно на поляхъ битвъ.

Возмездіе ждало французовъ за каждымъ кустомъ, возмездіе постигало ихъ даже отъ женщинъ. Какой ударъ самолюбію воина! Утратить послдніе признаки своего героическаго величія, превратиться въ тнь человческаго существа и подъ конецъ быть побжденнымъ простою русскою крестьянкою, — какая жестокая иронія судьбы! А между тмъ оно было такъ. «Старостиха Василиса, — пишетъ историкъ Отечественной войны Богдановичъ, — живетъ въ народныхъ преданіяхъ взятіемъ въ плнъ и доставкою въ Сычевку (Смоленской губ.) цлой непріятельской партіи». Несомннно ее-то и изобразили И. М. Прянишниковъ на своей картин «Въ 1812-мъ году».