— Опасно?

— Разве вы только что не испытали на своей шкуре, что они собирались с вами сделать?

— Вы действительно считаете, что меня хотели похитить?

— Нет, не думаю, — сказал я и закурил сигарету.

— Но почему? Почему, господин Роланд? — заорала она вдруг, и я подумал, а не врезать ли мне ей, как это сделал Берти, пару пощечин, поскольку она все время была на грани истерического срыва. Я надеялся, что виски ее успокоит или она свалится и, наконец, угомонится. При том, что предстояло нам с Берти, Ирина и в самом деле была ни к чему. Я был страшно рад, что привез ее сюда, в «Метрополь». Сначала у меня мелькнула мысль остановиться в гостинице подешевле, где бы меня никто не знал, но потом я решил, что там Ирина будет не столь надежно защищена.

— Почему, господин Роланд, скажите на милость? — Теперь она шептала. Она была такой сонной, что покачнулась, но все же устояла на ногах.

— Дайте мне время. Пару часов. Потом я смогу вам ответить, — сказал я.

Она испугалась.

— Вы хотите опять уйти?

— Я должен.

— Куда?

— Я еще сам не знаю. Мы должны найти этого парня Конкона. Если мы его найдем, мы выудим из него, почему он хотел увезти вас из лагеря. Но сейчас надо действовать быстро. Мы и так уже чертовски опаздываем.

— И я останусь здесь одна?

— Да, когда я уйду, я вас запру…

— Что?

— …и скажу портье, что он имеет право отдать ключ только мне. Вы будете спать глубоким сном и не услышите, если кто-нибудь постучит. Я закрою дверь в салон. Правда, телефон у кровати вы, наверное, услышите. Я не хочу его отключать, потому что сам могу позвонить вам. Отвечайте лишь в том случае, если вы точно узнали мой голос или голос господина Энгельгардта. Ясно?

— Да.

— В других случаях вешайте трубку.

— Но почему?

— Потому что вашей жизни грозит опасность, — грубо отрезал я. — До вас это все еще не дошло?

Она слегка задрожала, допила свой стакан и протянула его мне. Она была очень, очень красива. Я подумал, с каким удовольствием я бы ее… Я снова наполнил ее стакан и сказал:

— Я желаю знать, дошло это до вас или все еще нет?

— Да, — вздохнула она. — Дошло. Но почему…

— Все, больше никаких вопросов. У меня нет времени. Марш в постель. — Я пошел в спальню, где на полке стоял мой чемодан, открыл его и достал темно-синюю пижаму. — Вот, — протянул я ей. — Завтра прибудут новые шмотки.

Ее лицо вдруг запылало.

— Ну что еще на этот раз?

Она показала на французскую кровать.

— Когда вы вернетесь… Я хочу сказать… Вы ведь тоже должны где-то спать, а…

— Ладно, ладно, — сказал я, взял подушку и одеяло с одной стороны кровати и бросил их на диван: — Вы будете спать на кровати, а я тут. — Я вытащил из чемодана вторую пижаму, тапочки и пакет с туалетными принадлежностями. — Не бойтесь. Я не подойду слишком близко к вашей чистой народно-демократической душе.

Затем я прошел в ванную и оставил там свой пакет.

— Неизвестно, когда я вернусь. Раз за ночь мне нужно… я имею обыкновение сходить в ванную. Вам придется извинить меня. Многолетняя привычка. Я пройду очень тихо и ни в коем случае не буду пытаться вас изнасиловать.

— Вы так добры ко мне, — проговорила Ирина.

— Да, — согласился я.

— Как подумаю… Еще пару часов назад я была в этом грязном лагере… а теперь здесь, в этом роскошном отеле…

— Да, — сказал я.

— Все как в кошмарном сне.

— Да, — опять сказал я, подумав, что это был не сон и все еще будет намного кошмарнее. Еще я подумал, с каким огромным удовольствием я бы лег спать с Ириной, как со всеми другими девушками, которых брал с собой в отели. Но потом мне стало ясно, что в действительности я не хочу этого. Это была странная мысль. Я не понимал самого себя. С этой девушкой по имени Ирина впервые в моей жизни все было иначе. Это бесило меня.

— Все, немедленно в постель! — набросился я на нее. — Мне нужно работать.

Она испуганно взглянула на меня, потом затрясла головой, пробормотала что-то по-чешски, неуверенно побрела в спальню и закрыла за собой дверь.

Я снова налил себе виски, почти не разбавляя, уселся возле телефона цвета слоновой кости, который стоял на красивом низком шкафчике, и снял трубку.

Отозвался девичий голос с коммутатора. Я назвал номер Конни Маннера.

— Секунду, господин Роланд, — любезно произнесла девушка.

Сразу же раздались длинные гудки. После трех гудков я услышал, как у Конни сняли трубку. Никто не подавал голос. Кто-то дышал в трубку.