Двое мужчин в парадных мантиях механиков. Должно быть это представители Гильдии – только у них хватит ума прийти на похороны в нарядной одежде. Две юные, легкомысленные особы, одна безостановочно рыдает, вторая обнимает ее за плечи и оглядывается по сторонам. Держу пари что это студентки. «Ни одну женщину он не любил так, как науку». Сколько же их у него было?

Строгое черное платье, кокетливая шляпка и траурная вуаль до самого пола – Мелинда Ранте почтила своим присутствием похороны любимого. О чем весьма недвусмысленно говорит букет скорбных цветов. Эти цветы вдевают в петлицы одежд мужчины, выражая свое страдание без слез. И только беззаветно влюбленные женщины укладывают эти цветы к мертвому возлюбленному. Более глупого поступка Мелинда совершить не могла.

Возвращаюсь с балкона, и перехватываю эту влюбленную курицу на лестнице:

– Что ты творишь?

– Что делать, если свое неповиновение, свой бунт, ты можешь выразить лишь безмолвием? – невпопад отвечает леди Ранте.

– Дай мне цветы, Мелли,- я пытаюсь отнять хрупкий букет. – Погубишь себя!

– Я всегда завидовала твоему огню,- в прозрачных глазах горит безумный огонек. – Ты не боишься ни адских котлов, ни божественного негодования. И на мнение толпы ты уложила свой ювелирный молоток. Ты ведь так всегда говорила, да? Я тоже так хочу. Дай пройти.

Она обходит меня стороной, и я остаюсь беспомощно сжимать кулаки. Мы не были близкими подругами, но я искренне желала Мелинде добра. Вот только не ко времени в ней характер проснулся. Сейчас она ткет собственный саван, и примерить его ей доведется совсем скоро. От такого плевка лорд Ранте не утрется.

– Оставьте меня в покое,- в голосе вдовы в равной степени смешались и гнев и страх. Я скользнула ближе к портьере, прикрывающей ничем не примечательный участок стены. Присмотревшись, обнаружила прикрытую мороком дверь.

– Мне нужны бумаги,- низкий, глухой мужской голос. – Все бумаги твоего мужа.

– Он все хранил в Башне и мне туда хода нет,- устало отвечает вдова,- сколько еще я должна это повторить?

– А если я отрежу тебе ухо, ты скажешь то же самое? – глумливо осведомляется мужчина.

Судорожно просчитываю варианты – влететь внутрь размахивая ридикюлем, поставить сферический щит и через двадцать минут упасть в обморок от магического истощения? Оставим на крайний вариант. Резко толкаю стойку с вазоном и он с ужасным шумом разбивается о мрамор пола.

– Господи! Я такая неловкая! – кричу я как можно громче,- помогите кто-нибудь! Мне так неловко, какой стыд! Я не хотела ничего дурного! Госпожа Шеффар! Кто-нибудь видел госпожу Шеффар?!

Я отошла к лестнице, якобы выглядывая вдову. Краем глаза заметила, как из-под морока выскользнула грузная, мужская фигура. Увы, он был прикрыт невидимостью, все что мне досталось – контур фигуры и слабый запах нарцисса.

– Госпожа? – я заглядываю в приоткрытую дверь. Вдова сидит на полу, она жива, хоть и бледна до крайности.

– Он взял с меня клятву молчания,- женщина встает,- бумаг у меня нет. Они были у Петро, там ключ кх-кх-кх,- она начала задыхаться. – Не могу больше ничего сказать.

Я помогла ей привести себя в порядок, оправить одежду и выйти к людям. Когда она стояла у гроба и произносила свою речь у меня по коже бежали мурашки. Сейчас среди нас, среди тех для кого она рвет сердце, рассказывая о своем супруге стоит его убийца. Смотрит, слушает, глумливо промокая глаза платком. Нащупываю руку колдуна, стоящего рядом со мной, и крепко сплетаю с ним пальцы. Еще полчаса и можно будет уйти. Я не хочу и не могу оставаться здесь.

– Хочешь на воздух? – тихо шепчет колдун.

– Позже, пусть договорит,- отзываюсь я. Вокруг нас зона отчуждения, и в кои-то веки не я этому виной. Отступника узнали, оценили и не захотели оставаться рядом.

Наконец гроб был торжественно поднесен к усыпальнице, внутрь вошла вдова, двое ее сыновей и шестеро несших гроб мужчин. Музыканты играли траурную музыку, а я повисла на руке колдуна:

– Давай уйдем.

– Я не поговорил с ней,- Андор посмотрел на серый склеп, к которому степенной, неторопливой походкой приближался святой отец.

– Тогда посади меня в карету и подожди пока окончится служба. Это почти четыре часа, я не выдержу.

– Я доставлю тебя домой и вернусь,- нашел компромисс колдун.

Я не стала разочаровывать его и сообщать что направимся мы к Петро. Сначала нужно отдышаться, прийти в себя. Людей вокруг меня так много, что заклятые цепочки не справляются.

В карете колдун теряет всю свою силу. Из него словно вытянули стержень, оставив безвольную, слабую оболочку. Он сползает на сиденье, упирается локтями в колени и низко опускает голову. Белые волос неопрятной волной свешиваются вниз, лента удерживавшая их в хвосте падает на пол. Я поднимаю ее и аккуратно сворачиваю. Бархат ласкает пальцы, напоминая о матери. Она тоже любила плотные, бархатные ленты.