Посидев и попив, Николай ушёл. Я расположился лёжа на нарах, покрытых ватниками. Мне было хорошо: я был сыт, и мне было тепло. Вдруг подвыпивший Кызырбай навалился на меня со словами:

– Милая, милая! Можно я тебя так буду называть?!

Пока он произносил, я его отталкивал-спихивал с себя. Ещё один пидорас попался на моём жизненном пути, желающий воспользоваться моим положением! Или он рассчитывал, что, будучи благодарным ему за предоставленную работу и крышу, я подставлю ему свою задницу? Наивный!

Вполне естественно, что отказав пидору Кызырбаю, я получил облом с работой: я теперь перестал интересовать его как надсмотрщик над подчинёнными ему его соплеменниками-таджиками. 13 марта я покинул вагончик и долго брёл пешком до железнодорожной платформы, чтобы уехать в город. По дороге в безлюдном месте мне попалась стая бездомных собак. Они шли за мной, всё приближаясь. Я уж думал, что мне конец, но опять мне чудом повезло.

Я вернулся на свою лестничную площадку на Набережной. Моя лежанка из картона, газет и двух курток была на месте. А то ведь я волновался, не пропали бы они за время моего отсутствия. Вскоре после своего возвращения из Мистолово я сходил пешком в свой университет на юридический факультет на Васильевском острове, так как я узнал, что при юрфаке организована бесплатная юридическая консультация для малоимущих. Да, я полагал, что расскажи я свою историю юристам-консультантам, в том числе о том, что я стал бомжом, то меня сочтут ну очень мало имущим, фактически неимущим, то есть их клиентом, кому нужна их помощь. Я рассчитывал, что юристы-консультанты с юрфака помогут мне составить безупречное исковое заявление в гражданский суд против государства, задержавшего выдачу мне загранпаспорта, что привело меня к такому печальному последствию как бомжевание, а также к фирме UCI в качестве солидарного ответчика, так как именно эта фирма не справилась со взятыми на себя обязательствами в отношении меня по отправке меня на учёбу в Германию. Когда я пришёл на юридический факультет, то выяснил, что приём ведут студенты-старшекурсники, которые затем, после приёма, сами консультируются у своих преподавателей-юристов по поводу обращений к ним нуждающихся в их юридической помощи малоимущих граждан, а затем снова встречаются с малоимущими клиентами, уже с решённой задачей, как помочь им. Для студентов-консультантов это и учёба, и практика.

Внутренне-то я был убеждён, что я и сам осенью подавал правильное исковое заявление, но для надёжности я на этот раз решил прибегнуть к помощи юридической консультации для малоимущих при юрфаке. Я пришёл в юридическую консультацию и в приёмной вкратце изложил своё дело, и меня попросили ждать звонка из консультации. Типа: живая очередь из ожидающих юридической консультации малоимущих граждан. Мне сказали, что мне позвонят в апреле. Ну что ж, в апреле, так в апреле. Буду ждать. И не отчаиваться. И буду в ожидании помощи в составлении моего искового заявления продолжать лазить по помойкам. С постоянными мыслями о торжестве Справедливости, о победе Добра, то есть о Боге. И буду забираться на свою лестничную площадку как можно позднее, в третьем часу ночи, сидя до без пятнадцати два в зале ожидания на Московском вокзале, чтобы меня не заметили жильцы по тёти Надининой лестнице. И где-то раз в неделю буду заходить в её квартиру, чтобы помыться, побриться, поесть, и зарядить мобильный телефон. Таким образом будет повторяться осенний характер моего бытия, бомжацкого бытия. У моего мобильника аккумулятор был дохлый, поэтому через день-два я вынужден был его перезаряжать. И делал я это в кассовом зале 2 Московского вокзала. Там стояли электронные аппараты для просмотра наличия в продаже билетов на поезда дальнего следования, их расписания движения с экранами и кнопками, подключённые в электрические розетки у окон. Так вот, эти розетки были сдвоенные, и я подключал своё зарядное устройство в свободное второе гнездо розетки. А телефон клал рядом в кепку на подоконнике и стоял у окна как ни в чём не бывало. И стоял я так часа два, что-нибудь читая. Повторяю, я это делал через день-два - настолько слабым у меня был аккумулятор в телефоне. А ведь я почти не говорил по нему, а поддерживал в состоянии готовности на всякий случай. Забегая вперёд укажу, что таким образом я буду заряжать свой мобильник всю весну и даже дольше, то в надежде на звонок от Романа Герасимова (в марте ни от кого более я звонка не ждал), то в ожидании звонка из юридической консультации в начале апреля, то от Димы Блюменталя-всё больше по мере приближения лета.

Однажды во дворе дома с рестораном я в большом мешке с мусором нашёл примерно 2 килограмма, то есть много, винегрета. Я вычерпал прямо рукой этот винегрет, стараясь не захватывать с краёв, там, где винегрет соприкасался с другим мусором, в полиэтиленовый мешок, который нашёлся у меня. Хлеба не хватает, чтобы хорошо поесть, - подумал я.
– Винегрет надо есть с хлебом. Но денег на хлеб у меня не было, то есть не было даже каких-то пятнадцати-двадцати рублей. В сквере перед гостиницей "Астория" на Исаакиевской площади народу почти не было, ведь погода стояла промозглая, и небо было серым, так что казалось несколько странным видеть в сквере живую лошадь с девушкой-наездницей верхом. Кому юная хозяйка лошади могла предложить покататься, было не понятно. Только разве что вот этому черноволосому молодому человеку в элегантном пальто, стоящему вроде бы без дела и как будто кого-то ждущему. Так и есть: она предлагает свою лошадь черноволосому, и он соглашается прокатиться, заплатив. Он сделал верхом на лошади по скверу всего один круг и слез с неё. И продолжил стоять словно в ожидании кого-то. Я подошёл к нему и спросил, сколько он заплатил. Тот ответил, что 200 рублей. Я подумал, что, если человеку не жалко 200 рублей на катание на лошади-всего за один круг 200 рублей!,-то и ещё 20 рублей ему не должно быть жалко, если вежливо попросить. И я обратился к человеку в элегантном пальто:

– Смотрите, что у меня есть! Это винегрет, - и я показал ему мешок с ним,-который надо есть с хлебом. Только денег на хлеб у меня нету. И мне так не хочется есть его без хлеба! А вообще, так получилось, что сейчас я бомж. Но у меня всё будет хорошо. Я в это верю. Так, может, поможете мне двадцатью рублями на хлеб, ведь у Вас есть лишние деньги, коли Вы способны отдать две сотни за какой-то один круг на лошади по скверу?!

После такой моей аргументации, что у меня есть винегрет, а хлеба нет, а у молодого человека в элегантном пальто есть лишние две сотни на катание на лошади, он даёт мне запрошенные двадцать со словами:

– Вот, возьмите. Я тоже хочу, чтобы у Вас поскорее было всё хорошо. Я Вам желаю этого. И всему Вашему городу я желаю процветания, и всем его жителям - всего хорошего! Я чеченец. Из Грозного. И мне так нравится Ваш город, чудесный город. И люди здесь замечательные. У меня здесь в Петербурге много друзей. И вот сейчас я как раз жду встречи с ними...

– Спасибо, - ответил я и пошёл в булочную за хлебом, а затем на свою лестничную площадку. И как хорошо, что у меня была там ложка, а то как бы я ел этот винегрет?! Но о людях моего родного города у меня было несколько иное мнение. Я ведь в этой Книге многое опускаю, то, что не имеет развития, в том числе и моё общение-не могу сказать, что его было много - с горожанами на улицах Петербурга. Были и пустые обещания помочь, и насмешки, и пренебрежение, и ненависть. Так что символично, что мне помог молодой чеченец, гость нашего города. Он - из другой жизни, из жизни успешных людей, у которых есть и деньги, и друзья. И символично, что он заговорил о друзьях. Мне вспомнились слова Наполеона по этому поводу: " У человека нет друзей, друзья есть у его успеха"... Но как же я обрадовался, что молодой человек оказался чеченцем. Он как бы реабилитировал в моих глазах свой народ после инцидента в жилконторе с чеченским боевиком. Да, я называю того чеченца, жующего черемшу, из главы "Моя чеченская война" боевиком.

Я описал случай с винегретом, потому что он мне запомнился. Кроме него в том голодном и сыром марте 2006 года было всего два запоминающихся случая, когда я наелся. В одной урне при парадной двери я нашёл почти целый пригоревший пирог с капустой. И съел его за один присест в расположенном рядом сквере, отделяя местами совсем подгорелую нижнюю часть. В другой раз в том же сквере я разговорился с молодым человеком, квартирным ремонтником, и он накормил меня и напоил пивом. В остальное же время марта мне было голодно. Лишь надежда на успех в суде, то есть что чёрная полоса у меня скоро закончится, питала меня.

В марте мои ботинки, данные мне тётей Надиной (наверное, они были старыми ботинками её сына Тимофея), совсем расквасились от постоянного хождения в них в слякоть. И вот иду я в них по Загородному проспекту мимо обувного магазина и вижу около входа в магазин рядом с урной пару оставленных ботинок. Наверное, кто-то купил в магазине новые, а эти не стал выбрасывать в урну, а поставил рядом с ней: может быть, кому-нибудь они ещё пригодятся доносить их. И они пригодились мне, так как оказались ещё не полностью самортизированными, а говоря по-русски проще: их ещё вполне можно было носить. Ботинки оказались итальянскими, они были чёрные со шнурками сверху и молниями сбоку. Рассмотрев их, я тут же переобулся в них, выбросив свои прежние ботинки в урну.