В этот же день я звоню Анатолию Холоденко и предлагаю ему встретиться-пообщаться со мной. Сегодним же вечером. Он соглашается. На встречу я прихожу полностью при параде, то есть в полном костюме ангела-воина Господня из спецназа "Морские кроты", так что хорошо, что было не жарко. Мы встречаемся на улице и заходим в первый попавшийся дворик, чтобы присесть на скамейку. В начале я рассказываю смысл своего воплощения в ангела, затем свою историю, как я им стал. Анатолий, выслушав меня со взглядом восхищения мной произнёс:

– Замечательно! Идиот! Настоящий идиот нашего времени! Просто вылитый!

Я не знал, радоваться мне или нет сравнению меня с князем Львом Николаевичем Мышкиным. Я ведь всегда себя сравнивал с Родионом Романовичем Раскольниковым, не задумываясь о сходстве моём с идиотом Достоевского. Но то, что Анатолий Холоденко был близок к наименованию меня "Героем нашего времени", мне понравилось. Я согласился, что я герой. И герой своей Книги о нашем времени, и просто герой, что живу так , как живу и выживаю. В общем, я почувствовал себя Героем нашего времени. Анатолий Холоденко согласился, что мне надо писать Книгу о самом себе, только..:

– Только сейчас модны в книгах элементы фэнтези или фантастики. Например, вот. я поделюсь с тобой идеей. В Петербурге случилось наводнение. И как ты действуешь, когда вода разлилась в городе.

– Да, хорошая идея, - соглашаюсь я и без подготовки-раздумий, так сказать, экспромтом выдаю: - Только это не вода разлилась в Петербурге, а кровь...

– Вот это да! Как здорово! Продолжай!

– Это я первым пролил кровь... А далее... Надо подумать... кровь поднимается. В смысле: уровень крови в Неве. Потом кровь выходит из невских гранитных берегов. И статуи в Летнем саду не успевают скрыться под кровью с головой, как размягчаются, пропитываясь ею, этой чудесной, фантастической жидкостью, и обрушиваются вертикально вниз, в момент смыкая плещущуюся кровь над ушедшими под неё головами статуй... И так далее.

– Замечательно! Тебе непременно следует засесть писать!

– Но пока что это невозможно, я ведь бомжую.

– Так садись на скамейку в Александровском саду и пиши. Бумаги нет? Так я тебя снабжу. И ручку дам.

– Нет, дело не в этом. А в том, что у меня много времени уходит на поиск еды, а в остальное время я отдыхаю от этого поиска. То есть у меня нет времени сейчас на написание моей Книги. Но надеюсь, что скоро появится. А встретился я с вами сейчас, чтобы показать свой мундир ангела, пока не стало тепло, и я его не перестал надевать.

– Ладно. Будем думать о работе для тебя. А пока до свидания! Ещё увидимся.

Расставшись с Анатолием Холоденко, мужчиной лет сорока, я пошёл прогуляться на Невский, и на ходу додумывал историю с поднятием крови в Петербурге. Это не наводнение, - думал я, - так как это слово от слова вода. А как же тогда образовать слово от слова кровь? По-русски никак. Назову это действие по-немецки от слова Blut (нем.: кровь): die Blutung. Итак, блютунг. Первым пущу кровь я. Как это будет, я пока не знаю. Надо подумать. Или жизнь покажет. Одно знаю точно, - думаю я, - кровь будет пролита по справедливости и необходимости, как бы я ни хотел избежать этого. А далее пойдёт-поедет. Пролитая мной кровь стечёт-попадёт в Неву. И понесёт её вместе с течением воды. Но как так получится, что крови будет много, надо ещё подумать.

Верона

Дней за пару до Дня города я ночью не сплю. Теперь таких бессонных ночей у меня всё больше, и я просто гуляю. В костюме ангела. В эту ночь я подхожу к Вечному огню на Марсовом поле. Но уже не как прежде, в холодные времена, чтобы погреться, а так, по привычке, отдохнуть от ходьбы минут 5. Таких, гуляющих и останавливающихся у Вечного огня, бывает много не только днём, но и ночью. В эту ночь я здесь познакомился с молодым человеком Борисом из Москвы в сопровождении двух подруг, тоже москвичек.

И тут на площадку к Вечному огню приходит бездомная собака. По ней видно, что она сука-подросток, то есть уже не щенок, но ещё растёт. Я догадываюсь, зачем она пришла сюда. Не за тем, что её здесь угостят чем-нибудь, хотя и это весьма вероятно, а главное, чтобы её поласкали-погладили. Видно, как она, симпатяга, улыбается, получая порцию за порцией нежности от вновь подходящих к Вечному огню людей. И не уходит. А сидит или лежит как у себя дома в ожидании следующего человека, который не сможет устоять перед её юным очарованием и погладит её. Я тоже не смог сдержаться. И я, как опытный собачник, слегка потрепав собаку по холке и погладив по голове, сую ей указательный палец в ухо и верчу им там внутри, а затем даю его собаке понюхать. Она, как и следовало ожидать от настоящей собаки, начинает лизать этот мой палец.

– Молодец, Верона!
– даю я имя этой молодой собаке в честь города влюблённых Ромео и Джульетты.
– Верона, Веро-о-на, Вероночка, - повторяю я, продолжая её гладить (другие люди, конечно же, называют её по-другому, но мне захотелось обращаться к ней по имени, то есть по кличке, вот я и прозвал её так; почему? да потому что она была вороной, то есть чёрной, масти).

А Верона тем временем разлеглась передо мной, мне доверяя. Я начал гладить ей брюхо, и она перелегла с бока на спину, раскинув в стороны задние лапы.