Шрифт:
Кеннеди
Расскажу ещё вот какой случай про телевидение, Ульяну и меня. Однажды вечером я смотрю по телевизору в комнате-курилке какой-то американский фильм. Фильм современный, то есть 90-х годов, а действие в нём происходит в начале 60-х. И вот герои фильма смотрят телевизор. Тут ко мне заходит Уля, бросает взгляд на экран, а на нём крупным планом телевизор героев как раз начинает передавать новости, а именно, телевизор героев внутри моего телевизора стал показывать известные кадры покушения на президента Джона Кеннеди, когда он едет на автомобиле с открытым верхом, а также его портрет. Всё это было показано мельком, так что, можно сказать, что как только Уля увидела этот новостной сюжет, так сразу же и выдала с широко раскрытыми глазами, серьёзным таким выражением лица, указывая на экран телевизора пальцем:
– Я знаю его! Его в Америке убили!
Я был в шоке. От этого её сообщения. Откуда она это знает в свои шесть лет? Из телевизора. Откуда же ещё? Что же она смотрит? И сколько она смотрит? Много всякой недетской белиберды. Это точно! Подумав так, я вслух лишь дополнил её сообщение:
– Это бывший американский президент Кеннеди.
– Да, точно, это Кеннеди.
– Джон Кеннеди.
Умиляться Улиной эрудированностью я не стал... Тем более после недавней нашей с ней поездки в Павловск через "Париж".
* * * (Звёздочки 52)
Летом 1999 года мы уже не обращались в агентства недвижимости, поскольку позиция отца, сейчас не разменивать нашу квартиру, была незыблемой. Мы же покупали газеты бесплатных объявлений, в которых печатался вырезной купон для подачи объявления о размене-продаже квартиры. Мы его регулярно заполняли-отправляли, и таким образом, наша квартира всё время оставалась во внимании агентств и частных лиц на рынке недвижимости. Но телефонных звонков о желании осмотреть нашу квартиру становилось всё меньше, и после расспросов о квартире по телефону к нам всё реже приходили на сам осмотр, то есть поговорив по телефону люди всё чаще теряли интерес к нашей квартире; если же дело всё-таки доходило до осмотра квартиры, то интерес к ней пропадал после него, а если не пропадал, то уж точно пропадал после узнавания наших требований в обмен на нашу квартиру. Ведь наша квартира была не конфетка и, видно, что все, кто хотел, уже большей частью перебрались в центр да в большие квартиры, остались лишь те, кто имя деньги или иную жилплощадь в других районах, непременно хотел получить квартиру без изъянов; вот они-то, оставшиеся, и звонили и иногда приходили к нам всё реже и реже. Вид из окон мог не понравиться. А тут ещё в феврале 1999 года случился пожар на парадной лестнице дома, и она выгорела-почернела, да бомжи облюбовали чёрные ходы-лестницы нашего дома, да мусорные баки перенесли из вторых ворот дома, ведущих из главного двора в дальний, в главные, то есть первые, ворота, и эти баки вечно были переполнены, и мусор под ногами в подворотне шуршал под ногами как листья осенью. Так что приходящие осматривать нашу квартиру часто не доходили до неё: им становилось всё ясно ещё на подступах к ней. Что с нами не следует иметь дела. К тому же часто мы не могли принимать осматривающих по причине залитости потолков, так как в последнее время заливания нас соседями стали систематическими, и мы только и делали, что замазывали-белили заново то тут, то там потолки. А ещё могли подвести соседи тем, что во время осмотра нашей квартиры кто-нибудь начнёт громко ругаться, чихать, слушать музыку, или в квартире над нами пробежит ребёнок по коридору (коридор такой длинный, что располагает детей к бегу по нему), так что обнаружится полное отсутствие звукоизоляции нашей квартиры. Изначально часть дома, в которой мы жили, была построена не как постоянное жильё, а как нумера для приезжающих в Петербург купцов, и поэтому межкомнатные стены, штукатурные, с 1912 года постройки дома совсем иссохлись. Но эти исторические сведения я здесь привожу просто для справочки до кучи, то есть до полноты описания нашей халупы (теперь читатель поймёт, почему я так называю нашу квартиру на Сапёрном, 6). Также для полноты описания укажу на проржавевшие батареи отопления, местами уже обмотанные бинтами, пропитанными соленым раствором, чтобы не текли. И чтобы добить воображение читателей, укажу на стоящие рядком как матрёшки сбоку от переполненных мусорных баков вдоль стены в подворотне большие пластиковые бутылки с мочой, которые выставляли бомжи, живущие на чёрных лестницах! В общем, нам, живущим в этой халупе, было ясно, что надо меняться как можно скорее, иначе за неё будут в будущем давать ещё меньше, либо мы вообще не сможем её продать-разменять.
Но это было ясно нам, то есть мне, Маме и Полине, но никак не отцу, который, не живя с нами и не заходя к нам, находился всё время в розовых очках, по-прежнему утверждая, что наша квартира со временем должна только подорожать, и таким образом отрицая приводимые нами аргументы об обратном. То есть, образно выражаясь, отец упёрся как баран. Но без согласия отца мы, естественно, не могли затеять размен-продажу. А газеты бесплатных объявлений нами по-прежнему всё покупались и покупались каждую неделю.
И вот однажды открыв такую газету на разделе знакомств, можно сказать: случайно, ведь газеты покупались именно из-за квартирных объявлений, то Полиной среди прочих подаваемых мужчинами адресованных женщинам объявлений было обнаружено объявление нашего отца. Оно было узнано по приводимому в нём его рабочему телефону, который Полина знала наизусть, и описанию отцом самого себя. А ведь отец в это время жил с женщиной по имени Ольга Ефимовна в её квартире (я один раз был у них в гостях, и меня кормили обедом). Так вот он какой, наш отец! И дома не живёт и меняться не даёт, так что наша квартира всё дешевеет и дешевеет, и бедную Ольгу Ефимовну только использует, живя у неё лишь бы не дома, а на самом деле подыскивает вариант, куда бы свалить от неё к другой женщине. Какой подлец! А не баран, как казалось прежде до прочтения нами отцовского объявления в газете.
Прежде, чем описывать последствия обнаружения нами этого объявления, отмечу, что сам факт чтения Полиной раздела знакомств в газете свидетельствовал, что она хоть что-то делает в "поисках мужика", то есть хотя бы читает подобные объявления. И это меня радовало и обнадёживало, что, возможно, она не только читает такие объявления, но и делает ещё какие-нибудь шаги в этом направлении.
Но вернёмся к обнаружению нами отцовского объявления. На семейном совете нами было решено, что необходимо этой Ольге, с которой живёт отец, показать газету с его объявлением, и тогда отец вынужден будет согласиться на размен-продажу нашей халупы, ведь деваться ему будет некуда, поскольку Ольга не захочет с ним больше жить и выгонит его из своей квартиры. Съездить показать Ольге компромат на отца было поручено мне, поскольку я уже был у неё. Я съездил, показал. Комментировать объявление словами типа : "Вот видите, Ольга Ефимовна, Вы только зря тратите драгоценные свои годы жизни на моего отца, живя с ним" и объяснять причину, побудившую меня приехать и показать ей объявление в газете, мне не пришлось. Ольга поблагодарила меня за то, что я раскрыл ей глаза.
Но наши надежды на то, что, после того как Ольга выставит отца за дверь, он даст согласие на размен-продажу нашей халупы, не оправдались. Или отец нашёл место, где перекантоваться до знакомства со следующей своей женщиной, обеспеченной жилплощадью, или он уже успел познакомиться с Татьяной Ивановной, но окончательно не остановил свой выбор на ней, и поэтому продолжал подавать объявления в газету, и мой поступок только катализировал решение отца броситься к Татьяне Ивановне в объятия, - нам не известно (Катализировал.
– каково сказал! Для не понявших перевожу: способствовал и ускорял). Но факт остаётся фактом: отец как-то выкрутился из создавшегося положения и довольно скоро прицепился к уже названной Татьяне Ивановне, полковничьей вдове со взрослым сыном в квартире на Пискарёвке, и оставил опять-таки нас, его детей и бывшую жену, у разбитого корыта, то есть в халупе, ещё на какой-то неопределённый срок.
В начале октября 1999 года кончился мой годичный трудовой договор на ДСК, на котором я проработал с учётом испытательного срока 14 месяцев. Со мной продлевать договор не стали, сославшись на снижение объёмов строительства после дефолта. Отрадно было то, что со мной рассчитались без задержки. "Наконец-то закончилась эта арматурка!" - подумал я. Но отдавать полученные при расчёте со мной деньги матери я не спешил. Вот только теперь я пошёл в казино и стал играть в рулетку, но только не по Диминой системе, которая была всё-таки довольно рисковой, в чём я уже имел случай убедиться, а по разработанной мной самим системе ходов: прогрессии с самым минимальным риском для меня. Эта система, будучи практически не рисковой, позволяла стабильно получать всего-то 50 рублей выигрыша за час игры, и я поэтому ходил в казино как на работу: отсидел "рабочую" смену 8-10 часов за рулеткой - получил 500 рублей. Всего-то. Я ходил в казино по несколько раз в неделю на всю ночь. Для тех, кто играет до утра, в казино установлен завтрак за счёт заведения, и я пользовался этим. Попив и закусив фруктами и бутербродами всю ночь да позавтракав в казино бесплатным завтраком для игроков, я возвращался домой поутру и ложился спать. Спал я или весь день, или же только несколько часов, и тогда занимался поиском работы или гулял, в том числе ездил и в Павловск. Накопив 3.000 рублей, я отдал матери деньги, полученные мной при расчёте, и стал ходить в казино с этими тремя тысячами. Это действительно была работа, те мои походы в казино, ибо было тяжело сидеть по 10 часов кряду почти каждую ночь и всё это время считать да считать. Но благодаря такому стабильному "заработку", то есть выигрышу, по 500 рублей за "рабочую" смену, я не бросался на первую попавшуюся работу, лишь бы поскорее устроиться, а имел возможность выбирать себе место будущей постоянной работы. Дома я сказал, что временно устроился на работу ночным сторожем, не говорить же правду про казино! За месяц поиска я остановил свой выбор на одной химической фирме, занимавшейся куплей-продажей химических реактивов, до которой мне было удобно добираться на общественном транспорте, и в которой моя работа заключалась в сборе из разных мест склада химикатов в коробки для конкретных покупателей, то есть комплектации, и, таким образом, устроившись в эту фирму, я стал называться комплектовщиком. Но только на словах, а в трудовой книжке меня записали то ли разнорабочим, то ли подсобным рабочим (её у меня под рукой нет, и поэтому точно не могу назвать), сказав, что "комплектовщик" - это неофициальное название. Оклад мне на первое время пообещали в пять с половиной тысяч рублей, но сказали, что это только на первое время, а дальше... Дальше всё зависит от моей производительности, то есть начальство отметит её рост повышением мне зарплаты до ...
– сумму мне не назвали, но это меня не смутило: это ведь было обычной практикой на тех работах, на которые я устраивался и раньше. В крайнем случае уволюсь, если не будут повышать, так я решил. Ну и пусть, что химия, она же запакованная, да и не надолго же я устраиваюсь на такую работу, так я думал, всё ещё надеясь на размен-продажу в недалёком будущем нашей халупы и, следовательно, на скорый отъезд в Германию на учёбу.