Запись беседы Штумма с Астаховым отчетливо демонстрирует, что в Москве правильно поняли речь Гитлера 28 апреля, а в Берлине правильно оценили внезапную отставку Литвинова: оба тоталитарных правительства начали осторожно прощупывать почву для возможного сближения, хотя советские дипломаты продолжали твердо придерживаться прежних позиций, предоставляя право инициативы Германии.

9 мая Молотов рекомендовал полпреду в Турции Алексею Васильевичу Терентьеву в беседах с германским послом в Турции Францем фон Папеном356 проявлять вежливость, как с послами других стран, выслушивать его заявления, если он захочет их сделать357. (Сам собой напрашивается вывод, что до того момента, как Молотов подписал эту телеграмму, советским дипломатам предписывалось вести себя со своими германскими коллегами грубо, по-хамски, и их заявления игнорировать. Это ли не доказательство смены внешнеполитического курса Советского правительства на улучшение отношений с Германией? – Л.П.).

Терентьев 10 мая телеграфировал в НКИД СССР, что он указания наркома выполнил, и изменил тон своих бесед с германскими дипломатами. Встреча с Папеном протекала в корректной и вежливой обстановке с обеих сторон, причем Папен, в отличие от других иностранных дипломатов, охотно и уверенно касался многих актуальных внешнеполитических вопросов.

Терентьев спросил, что думает Папен по поводу последней речи Бека? Германский посол ответил, что тон речи не исключает дальнейших германо-польских переговоров, и сказал, что требования Германии вполне законны, скромны и умерены. Поляки утверждают, что без Данцига, дающего выход к морю, они не могут жить, забывая при этом, что в свое время в Данциге Польша получила 16 км2территории для строительства необходимого ей морского порта и совершенно этим не воспользовалась. Рядом с Данцигом поляки оборудовали новый порт – Гдыню, значение которого неизмеримо больше для Польши, чем Данциг. (Поляки просто не хотели строить порт в Данциге и тратить средства на то, что у них все равно рано или поздно отнимут. – Л.П.). Германия и сейчас, выдвигая требование о возвращении Данцига, обещает предоставить Польше право пользоваться портом и признаёт за Польшей право иметь коридор для выхода к морю. Это значит, что и Польша должна положительно отнестись к «скромному требованию» немцев о выделении им небольшой полосы для постройки железной дороги из Германии в Восточную Пруссию. Германия могла бы потребовать и больше. Папен сказал, что Германия хочет лишь исправить ошибки Версаля и никаких иных агрессивных намерений по отношению к другим странам у нее нет. Терентьев заметил, что факт захвата Чехословакии это утверждение опровергает. Посол ответил, что Германия не могла терпеть рядом с собой Чехословакию, имеющею сорок вооруженных до зубов дивизий, и к тому же связанную союзническими отношениями с теми государствами, которые рассматривают Германию как своего противника. (Прямой намек на Францию и на СССР. Но Франция по-прежнему остается в стане врагов, а вот СССР уже переходит в число друзей. – Л.П.). Вся прошлая история Чехословакии говорит о ее стремлении укреплять дружеские связи с Францией, Румынией и т. д., вместо того чтобы дружить лишь с Германией.

Переходя к вопросу о балканских странах, Папен сказал, что министр иностранных дел Румынии Георге Гафенку якобы заверил Берлин, что Румыния исключает всякую опасность со стороны Германии. Полемизируя с теми, кто говорит о наличии агрессивных намерений Германии по отношению к балканским государствам, Папен заявил, что все, чего хочет Германия на Балканах – поддержать мир и чтобы балканские страны могли снабжать Германию хлебом и другими продуктами. Германия ничего по отношению к балканским странам не помышляет.

В подготовке заключения итало-германского военно-политического союза Папен ничего не видит нового, поскольку все ранее оговоренные между этими государствами моменты были в последние дни всего лишь юридически оформлены на бумаге. После Данцига у Германии останутся только вопросы об экономических отношениях с некоторыми государствами, но их можно будет урегулировать, всем вместе собравшись за «круглым столом». Ведь Германия – бедная страна и ее единственным богатством является немецкий народ, который умеет хорошо работать.

В Берлине придают большое значение тому обстоятельству, что в ближайшее время, возможно, будет заключен договор о взаимной помощи между Англией и Турцией. Об этом, по словам Папена, в Берлине было известно и поэтому его, как посла, спешно отправили в Анкару.

Терентьев писал в Москву, что Папен, возможно, выполняя директиву из Берлина, решил внешне демонстрировать лояльность к советским дипломатам, чего совершенно не было на протяжении последнего года со стороны его предшественников. Вероятно, некоторое значение следует придать дважды сделанному Папеном заявлению, что хотя в настоящий момент между Германией и Советским Союзом нет теплых отношений, но различия в идеологиях и режимах обеих стран не должны служить препятствием к их сближению. Папен сказал, что идеологию надо оставить в стороне и вернуться к бисмарковским временам дружбы, что Россию и Германию не разделяют никакие противоречия358.

Вряд ли то, что говорил Папен, было его личной инициативой – во всяком случае, Терентьева он об этом не предупреждал. Значит, он говорил то, что поручили ему сказать Гитлер и Риббентроп: у Советского Союза и Германии нет никаких противоречий. Пока Гитлер лишь активно склоняет Сталина к сотрудничеству, а вскоре начнет сулить золотые горы.

10 мая Суриц писал Молотову, что содержание английского предложения мало чем отличается от первого французского проекта, но оно еще хуже по форме. Если формула Бонне от 25 апреля фактически возлагала на СССР односторонние обязательства, но она, все же, была построена как соглашение между тремя державами и предусматривала установление немедленного контакта между генштабами, пусть и в завуалированном виде. Предложение же Лондона продиктовано нежеланием связать себя каким-либо формальным соглашением с СССР, нежеланием подписывать какой-либо документ вместе с ним, нежеланием выйти за рамки «параллельных» акций. Новое английское предложение еще более, чем формула Бонне, для СССР неприемлемо, поскольку оно втягивает СССР автоматически в войну с Германией, когда Англии и Франции вздумается воевать с Германией из-за обязательств, данных ими без согласия Советского Союза и без согласования с ним. Англия и Франция признают лишь за собой право установить момент и круг объектов такого конфликта. Отводя Советскому Союзу роль слепого спутника в комбинации, Англия и Франция не хотят гарантировать СССР даже от последствий, которые это обязательство для него повлечет. Делая такие предложения, Уайтхолл спекулирует на том, что общественное мнение в Англии и во Франции считает само собой разумеющимся, что СССР в собственных интересах должен прийти на помощь своим соседям, подвергшимся германскому нападению, и не оказаться в этом отношении позади Франции и Англии, которые «менее заинтересованы».

Чтобы взвалить ответственность за срыв соглашения с Советским Союзом, на которое толкает большинство общественного мнения, на сам же Советский Союз, уже сейчас распространяется в газетах слух, что «грандиозный» советский проект от 17 апреля был рассчитан на то, что его не примут, и инспирирован желанием уклониться от принятия более узких и более конкретных предложений. Все это необходимо учесть при подготовке ответа английскому правительству. Советское правительство не должно настаивать на принятии своего проекта в целом. Это лишь облегчит маневр Чемберлена и Бонне. Заключение военного союза может представляться рискованным и опасным не одним только «умиротворителям» и «мюнхенцам». Сейчас имеется два контрпредложения на советский проект. Французский проект Бонне до сих пор формально не отозвал (хотя он, правда, всегда оговаривался, что проект является пока лишь выражением французской точки зрения): ссылка Сидса на французов Советский Союз ни к чему не обязывает, да и не противоречит тому, что французы, «не возражая против английского проекта», все же предпочитают свой. Поэтому тактически вернее ответить, что Советское правительство согласно принять за базу последний исправленный французский проект. Выгоды такого ответа в том, что СССР перед всем миром декларирует свою готовность помочь своим соседям, подвергшимся нападению и кладет конец всем сказкам о якобы двойной игре с Германией. СССР также продемонстрирует свою уступчивость и готовность не настаивать непременно на военном союзе и пойти на разумные контрпредложения. Беря за базу проект, представленный самими французами, Советский Союз привлечет на свою сторону огромное большинство французского общественного мнения, усилит нажим на англичан, поставит Чемберлена в более затруднительное положение и помешает ему далее выворачиваться в парламенте359.

Видать, сильно Сурица припекло, если он решился перечить Молотову, который был не только наркомом иностранных дел, но и главой всего Советского правительства и членом Политбюро ЦК ВКП(б), а по сути – вторым человеком в Советском Союзе. Полпред в Париже решил объяснить, что для того, чтобы договориться, нужно помнить не только о своих интересах, но и учитывать интересы будущих партнеров, иначе никакой договоренности не получится, и Европа будет ввергнута в войну. Но к Сурицу не послушались, и продолжали гнуть свою кривую линию: или так, как хотим мы, или никак. Неужели Сталин не понимал, к чему это приведет?