При переселении на новое место граждане в обязательном порядке должны были информировать местные органы власти и правопорядка о наличии или отсутствии у них избирательных прав. Особое внимание этому уделялось в сельских местностях в конце 1920-х — начале 1930-х гг., когда многие крестьянские семьи, спасаясь от тягот коллективизации, пытались перебраться в плодородные южные районы страны. В конце 1933 г. группа колхозников Новозыбковского района Западной области выразила желание переселиться к своим родственникам, на Северный Кавказ. В связи с этим, политотдел Роговской МТС Брюховецкого района Северо-Кавказского края обратился в Новозыбковские районные комитет партии, военкомат и исполком с отношением, в котором, в частности, было сказано: «не возражаем против переселения к нам желающих колхозников (с условием, что они не лишены избирательных прав, не кулаки, а люди близкие по классу к нам…). Всех переселяющихся необходимо снабдить документами о нелишении и отношении к колхозу, документы должны быть заверены РИКом». Местным сельсоветом был составлен список переселенцев, который завершался следующей резолюцией: «правильность настоящего, а также, что вышеперечисленные граждане действительно состоят членами колхоза „Дружный“, под судом не состояли и избирательных прав не лишены Корниловский сельсовет удостоверяет» [373] .

Даже при восстановлении в избирательных правах не все лишенцы получали возможность свободного выбора места работы и проживания. После публикации постановления от 27 мая 1934 г., упрощавшего порядок возвращении прав голоса раскулаченным гражданам, высланным на спецпоселение многие из них (в первую очередь молодые) стали покидать места ссылки. Высшее руководство страны и органы госбезопасности, в ведении которых находились спецпоселения, были обеспокоены складывающимся положением. Возвращавшиеся из ссылки бывшие кулаки представляли потенциальную опасность для существовавшего политического режима и могли стать одним из факторов социальной нестабильности. Кроме того, власть была заинтересована в сохранении возможно большего числа рабочей силы в труднодоступных районах Урала и Сибири. В связи с этим в конце декабря 1934 г. приказом наркома внутренних дел Г. Г. Ягоды предписывалось запретить «выезд из трудпосёлков… всем восстановленным и восстанавливаемым в правах трудпоселенцам». Приказ требовал от представителей местных органов НКВД и властей «впредь ходатайствовать о восстановлении… только о тех, которые хорошо устроились и не думают уезжать при наличии производственных заслуг». «Хозяйственно не устроенных» поселенцев рекомендовалось в избирательных правах не восстанавливать [374] . Положения приказа были закреплены постановлением ЦИК СССР от 25 января 1935 г., предписывавшим внести в постановления от 3 июля 1931 г. и от 27 мая 1934 г. дополнение, в котором говорилось: «восстановление в гражданских правах высланных кулаков не даёт им права выезда из мест поселения» [375] .

Как и в случае с социальными ограничениями система экономических и хозяйственных ограничений для лиц, лишённых избирательных прав начала формироваться сразу же после возникновения института «лишенчества». Своего максимального развития она достигла на рубеже 1920-х-1930-х гг. В результате проведения в жизнь всех этих ограничений многие лишенцы вынуждены были влачить голодное, нищенское существование. Экономические ограничения более эффективно, чем социальные заставляли граждан, лишаемых прав голоса менять свой уклад жизни и способы заработка.

Местные власти, в вопросе экономических ограничений лишенцев, старались также, как и с социальными ограничениями придерживаться основных директив партии и правительства по данному вопросу. Тем не менее, и в этой сфере отмечались случаи «перегибов», особенно часто в 1929–1931 гг. Главным образом они выражались в необоснованном увольнении с работы лиц, лишённых прав голоса и наложении на них дополнительных налогов, не предусмотренных законодательством.

Лишенцы зачастую переживали экономические ограничения более тяжело, чем социальные, поскольку речь здесь шла уже о самых насущных вещах — потере источников пропитания и обеспеченного существования.

Вместе с тем жалобы на трудности подобного характера были относительно редкими. Лишенцы в основной своей массе просили дать им возможность вернуться к активной общественно-политической жизни, не жалуясь при этом на тяжелые условия существования.

Изначально лишение избирательных прав рассматривалась в советском праве как мера временная, порождённая определенными историческими обстоятельствами. Однако ни Конституции 1918 и 1925 гг., ни первые избирательные инструкции не содержали статей определявших возможности и порядок восстановления граждан в избирательных правах. Механизм этого процесса не был разработан до середины 1920-х гг. Связано это было с тем, что в целом отсутствовало единое избирательное законодательство.

Только инструкцией 1922 г. впервые на общегосударственном уровне было установлено, каким образом лица, лишённые избирательных прав, перед очередными выборами могут добиваться восстановления в них. Граждане, считавшие, что их включили в список лишенцев несправедливо, могли обжаловать эти действия. Для этого им необходимо было подать свою жалобу в трёхдневный срок с момента опубликования списка в вышестоящую комиссию вплоть до губернской. Жалоба подавалась через тот орган (т. е. через низовую избирательную комиссию), действия которого стали её причиной. Последний должен был переслать жалобу в вышестоящую инстанцию со своим заключением в течение 24-х часов. Постановления губернской избирательной комиссии, утверждавшей окончательные списки лишенцев, обжаловались в губисполкоме [376] . Таким образом, люди, лишаемые избирательных прав, и желавшие их вновь приобрести, ставились в условия, в которых сделать это было крайне затруднительно. Во-первых, для восстановления давался небольшой срок, во-вторых, окончательное решение все равно зависело от мнения той комиссии, которая и превратила гражданина в лишенца.

С 1923 г. одним из определяющих мотивов при разрешении вопроса о восстановлении человека в избирательных правах стала его лояльность к советской власти. Следующая по времени общероссийская избирательная инструкция от 11 августа 1924 г. устанавливала для желавших восстановится в избирательных правах тот же порядок подачи жалоб и те же сроки, что содержались в инструкции 1922 г [377] . В первой общесоюзной инструкции от 16 января 1925 г. сроки для подачи жалоб на неправильные действия избирательных комиссий были увеличены до 7 дней [378] .

Относительный демократизм выборов 1924–1925 гг. вызывал надежды на дальнейшее смягчение политического режима и, как следствие, на скорое возвращение избирательных прав всем, лишенным их в прежние годы. Ответом на эти настроения со стороны руководства страны стал появившийся летом 1925 г. циркуляр НКВД. В нём содержалось требование к местным избирательным комиссиям и исполкомам восстанавливать в избирательных правах только тех граждан, кто сам подал об этом заявление [379] .