— О-о, да, судья… Ну, этот вообще…

— За что он так на нас, как думаешь?

— Ну, как за что… Ты правда не понимаешь?

— Нет, откуда мне?

— Ну ты даешь! Судья-то купленный!

В капитанской каюте ужинали капитан и кок Афанасий.

— Афанасий, подложите мне еще мяса, — попросил капитан. В правой руке он держал нож, а в левой вилку. Кок же легко обходился без ножа вообще. Ужиная в одиночестве, он обходился даже и без вилки. Повар считал, что отрывание кусков от мяса зубами придает ему еще больше мужественности.

— Афанасий, а где наши соколицы? — спросил капитан, отрезая окорок.

— Спят, должно быть. Кэп.

— Может, позовете их? А то как-то одиноко. Что-то долго их в гостях не было.

— Вы уверены, капитан? Я, конечно, могу их позвать. Но не получилось бы, как в прошлый раз. Да к тому же и спят, наверно. Вы уверены, что русские офицеры будят женщин по ночам?

— Да, вы правы, Афанасий. Только все равно как-то одиноко…

Кок Афанасий ковырял в зубах.

— Вы знаете, что, Афанасий? Вы, пожалуй, разыщите мне радиста. Надо послать срочное сообщение в штаб. Не в службу, а в дружбу. Хорошо?

— Конечно, кэп, — сказал Афанасий и вальяжно, недисциплинированно вышел из каюты.

Как только дверь за ним закрылась, капитан отвернулся к столу и сделал вид, что записывает события дня в корабельный журнал. На самом деле он сначала записал в своем дневнике: «Бил ногой по кожаной камере, видел травинки, разглядывал облака, считал волосы монгола, насыщенный день», потом написал длинное, обстоятельное письмо, вложил его в конверт, надписал некий вологодский адрес. Потом положил письмо в шкатулку. Письмо с трудом втиснулось туда, шкатулка была уже наполнена под завязку.

Капитан вел обширную переписку. Он вытащил из другой шкатулки еще один конверт, вынул письмо, приписал к нему «Кbd5» и поместил письмо обратно в конверт, а конверт — в шкатулку.

Капитан играл в шахматы по переписке сам с собой. Сначала он писал каждый ход на новом листочке и вкладывал его в отдельный конверт, а на следующий день отвечал. Скоро, однако, запас конвертов стал подходить к концу, и капитан стал класть все листочки в один незапечатанный конверт, а потом решил, что и на листочках можно сэкономить.

Афанасий вышел из каюты, заметил огонек папироски Дэна и подошел поболтать. Алеша испугался, что кок доложит капитану о нарушении дисциплины, и спрятался за ангар. Афанасий с Дэном все болтали и заканчивать не собирались. Алеша пошел бродить по кораблю.

Пение мертвой головы Жугдэрдемидийна Гуррагчи не давало спать и Гале. Она встала, поправила подушку у Маши и вышла в коридор. В щель под дверью бабушкиной каюты пробивался пучок света.

Галя постучалась. Изнутри не доносилось ни звука. Галя осторожно приоткрыла дверь: тетя Валя отстегивала приставную ногу. Она пользовалась протезом так искусно, что никто не знал, что одна нога у нее искусственная.

По крайней мере, одна нога. Галя не исключала, что бабушка-робот вообще не имела живых органов.

Бабушка услышала скрип, подняла голову, посмотрела прямо в глаза Гале и жутко улыбнулась беззубым ртом:

— А, девочка Маша! — сказала она. — Ну-ка, иди сюда!

Галя попятилась и захлопнула дверь. Бабушка дико захохотала.

— Девочка Роза! — кричала она. — Девочка Галя! А ну-ка, иди сюда!

Галя отпрянула и наткнулась на Алешу. Тихонечко взвизгнула, но захлопнула себе рот.

— Что такое? — спросил Алеша прямо в расширенные глаза. Глаза приобрели осмысленное выражение и наполнились слезами.

— Что случилось? — повторил Алеша.

— Бабушка… робот… — прошептала Галя. — Ты не слышал, как она меня зовет?

— Нет, ничего не слышал…

— Алеша, мне страшно, — тоненьким голосом сказала Галя.

— Погоди ты, погоди… Ну, не плачь… Тебе попить надо… Погоди, я чаю принесу… — засуетился Алеша, довел Галю до ее каюты…

— Алеша, не уходи, я боюсь, вдруг она придет, — плакала Галя.

— Сейчас, сейчас, чайку принесу… — успокаивал ее Алеша. Ты запрись, а я приду, и постучусь вот так, смотри, — Алеша выстучал первые пять тактов «Сорока скакунов в моем табуне», — давай, закрывайся, я пошел…

Когда он вернулся с чаем, соколиная каюта была заперта. Алеша выстучал и «Сорок скакунов в моем табуне» полностью, и «Сиротский плач», но ему так никто и не открыл. Тогда Алеша пошел играть с Хрюшей, Степашкой и прочими.

Кок Афанасий вовсе не собирался искать радиста. Он вволю наговорился с Дэном и пошел спать, а чтобы капитан его не разбудил, подпер дверь капитанской каюты корабельной шваброй.