– А дедушка?

Вадим поколебался. Ронять авторитет чужого дедушки, наверное, не очень хорошо, но и поощрять всякие глупости тоже не следует.

– А дедушка, наверное, что-нибудь не так понял.

Люська фыркнула. Вадим снова ухватил ее за ладонь и потащил дальше: до детского сада еще десять минут ходу, а у него сегодня столько дел!

– Двенадцать лет не падала и сейчас не упадет, – продолжал втолковывать он на ходу. – А если ты чего-то услышала, то сначала умных людей спроси. Тетку Лидию, или воспитательницу, или меня… хотя бы.

Пропихнув Люську через дыру в заборе (так было ближе, чем идти до ворот), Вадим все же не удержался и кинул быстрый взгляд на небо. Планета была на месте, фантомные корабли тоже, а Люська балда и разносчица слухов. Вечером надо будет тетке Лидии сказать, пусть ее поправит уже.

Он несся к остановке «Прокола», надеясь, что и здесь ему повезет. Пусть в два раза дороже, зато быстро и можно что-нибудь новое заметить. Окна в «Проколах» заклеены черной пленкой, но Вадим, как все нормальные люди, знает, куда надо сесть, чтобы безопасно оттянуть уголок липкого полотна и не попасться при этом кондуктору или слишком бдительным пассажирам.

Но «Проколы» ходили редко, по странному графику, понятному только диспетчерской (его объявляют в семь часов по радио, а Вадим за утренними хлопотами пропустил), и остановка была пуста – он все-таки опоздал. Пришлось тащиться на станцию. Обычные поезда не зависят от времени, идут по рельсам, медленно и упорно преодолевая десятки километров пути там, где «Прокол» пробивается через разломы и выходит напрямую. Смотреть в окно поезда при этом интересно только первые несколько раз, потом вереница одинаковых домов, одинаковых станций, высоких заборов и чахлых лесопосадок приедается. Только малышня вроде Люськи может без конца радоваться: «Ой, собачка побежала! Ой, какой домик красивый!». Чего там красивого-то? То ли дело – Город!

Поэтому за все два часа поездки Вадим только однажды глянул в окно: на ту волну, которая когда-то встала сразу за их поселком и обрубила старые рельсы, оставив с этой стороны половину идущего поезда, а вторую – вывернув в другое пространство. Кто-то из соседок однажды сболтнул, что в том поезде ехала тетка Лидия и волна отрезала ее от всех близких, которые остались на той стороне. Тетка Лидия все отрицала, но с тех пор он почему-то всегда на эту волну смотрел.

Остальное время Вадим потратил на чтение Швебера, тонким карандашом подчеркивая места, про которые надо будет потом спросить тетку или уточнить в энциклопедии.

Тетка Лидия рассказывала, что до Разрыва в мире существовала огромная супер-сеть из компьютеров, который мог воспользоваться любой человек и узнать любую информацию. Но Белая планета заглушила почти все радиоволны и уничтожила электронные приборы. Несколько лет Земля находилась в информационном вакууме, пока люди заново не научились запускать электро- и радиостанции и ловить хотя бы длинные волны. Тетка Лидия говорила, что это ничего, они разберутся и дальше прогресс пойдет быстрее, но Вадим, глядя как печально она сидит по вечерам со своими заметками и как яростно рвет неудачные расчеты на мелкие клочки, не очень-то верил. Но все равно мечтал, что однажды ученым удастся вернуть к жизни все, что существовало до Разрыва, все эти замечательные приборы, о которых он читал в старых книгах, – от крохотных магнитофонов до космических кораблей. И суперсеть, конечно, тоже, и хорошо бы в ней сохранилась вся информация!

…Центральный вокзал Вадим любил: большой, чистый, полный яркого света и торопящихся людей, он обещал путешествия и приключения, пусть поезда и ходят только по открытому сектору, который можно объехать всего за несколько дней. Он медленно прошелся по верхней галерее, осмотрел Город с высоты, скатился под укоризненные взгляды взрослых по перилам и с полминуты молча постоял у мемориальной плиты Всем, не пережившим. Когда-нибудь на привокзальной площади поставят памятник, но пока есть дела поважнее.

Идти до библиотеки было недалеко, минут пятнадцать самое большое. Времени еще полно и, конечно, Вадим не удержался и завернул к волне. Это самая большая волна в их части Земли, даже не сильно мутная, и если плотно прижаться к ней лицом, то увидишь тени живущих на той стороне.

На первый взгляд, они просто стоят, замерев в причудливых позах. Но если смотреть долго-долго, то движение можно заметить – только очень медленное. Такое медленное, что поднять руку у них займет больше месяца. Увы, ему никогда не удавалось провести возле волны больше двадцати минут кряду, а за такое время тень даже пальцем пошевелить не успевала.

Тетка Лидия как-то объяснила еще маленькому Вадиму, что за волной – такие же люди, как мы. И двигаются они нормально, просто из-за искривления пространства-времени мы воспринимаем их так, словно кино, когда пленку крутят по одному кадру в несколько часов.

– А мы, вероятно, движемся для них слишком быстро, даже хаотично. И в этом смысле нам, конечно, полезнее за ними наблюдать – хоть какая-то определенность.

Несколько недель назад, когда Вадим приходил к волне, ближайшая тень, небольшая, ростом с него самого, начинала вроде как наклоняться (Вадиму почему-то казалось, что у нее развязался шнурок и она хочет исправить положение), сегодня она выглядела совсем уж комично: ноги еще прямые, а тело уже скрючилось и руки висят, как у гориллы.