Он резко качнул головой, и в воксе раздалось урчание шейных сервоприводов.

— Брат мой, твой легион только что умер. Сейчас не время гоняться за призраками.

— Но я совершенно серьезен, — пророкотал Фальк. — Я отыщу «Дух мщения». И с ним смогу разрушить Град Песнопений.

— Сотни группировок веками искали его, — заметил я со всей тактичностью, на какую был способен.

— Сотни группировок понятия не имели, где искать.

— А ты считаешь, что знаешь?

Он ввел в гололитический проектор другую команду. Изображение на несколько секунд расплылось, а затем превратилось в примитивную проекцию Великого Ока. Свободной рукой Фальк обвел край Ока, обращенный к ядру, — отравленные звезды, глядящие на Терру.

— Лучезарные Миры.

В воксе, словно выстрел, прозвучал смешок Леора:

— И как ты планируешь провести свои разбитые корабли через Огненный Вал?

Это был неверный вопрос. Я задал верный:

— Откуда тебе известно, что «Дух мщения» там?

Фальк отключил изображение.

— Мне говорили, что флагман укрыт в пылевой туманности за Огненным Валом. Я поведу свой флот к Лучезарным Мирам и хочу, чтобы вы оба отправились со мной.

За Огненным Валом. Так вот зачем я был ему нужен.

Ни я, ни Леор ничего не ответили. Возможно, другим бы показалось, что от слов Фалька разит простым отчаянием. Его маниакальное желание выследить бывший флагман своего легиона заставляло предположить, что он живет в прошлом и лелеет отзвуки былой славы вместо того, чтобы вершить новое будущее. Однако здесь не учитывалась вся глубина падения Сынов Хоруса.

Когда-то они были первыми среди равных, а теперь стояли на грани вымирания. Сколько их миров пало с тех пор, как Девять легионов впервые укрылись в Оке? Сколько кораблей они потеряли — как в бою, так и от хищных рук соперников? Из всех, кого Фальк мог призвать, только я никогда не стал бы высмеивать его ярость при виде этого стремительного угасания. Сколь бы тщетной она ни была.

Монумент уничтожили, а труп их отца похитили, осквернив даже само наследие легиона. План Фалька не был отчаянным. С утратой Луперкалиоса Сыны Хоруса миновали этот этап, ведь отчаяние — признак надежды. Это не было даже борьбой за выживание. Нет, мы услышали последний судорожный вдох воина, который отказывался умирать, не исполнив долга. Последняя битва, чтобы имя его легиона с гордостью вошло в историю.

На мгновение я снова услышал вой. Почуял запах прогорклого пепла, оставленного неправедным огнем.

— Я помогу тебе, — произнес я.

Леор уставился на меня так, словно я рехнулся.

— Ты ему поможешь?

— Да.

— Благодарю, — сказал Фальк, склонив голову. — Я знал, что ты будешь со мной, Хайон.

Почему я вызвался добровольно? Впоследствии великое множество людей задавало мне именно этот вопрос. Спросил даже Телемахон, в один из тех редких моментов, когда мы смогли терпеть общество друг друга достаточно долго, чтобы побеседовать, как истинные братья.

И конечно же, спросил Абаддон. Хотя в своей мудрости он заранее знал ответ.

Леор проявил куда меньше энтузиазма.

— Фальк, я хочу получить ответы. Откуда ты знаешь, что он за Огненным Валом? Кто посылает тебя в этот дурацкий Крестовый поход?

Фальк развернулся к своим людям и передал по воксу приказ:

— Приведите его!

За целую вечность до того, как мы с Фальком встретились в сердце шторма, чтобы поговорить об угасании его легиона, я наблюдал гибель моего собственного рода.

Часто иносказательно говорят, будто легион Тысячи Сынов умер дважды, однако это просто поэтичное преувеличение. Рубрика самонадеянного Аримана не могла убить нас, поскольку мы были уже мертвы. Его неудачное «спасение» стало для нас не более чем погребальным костром.

Мы умерли, когда пришли Волки. Умерли, когда сгорел наш родной мир. Обратился в пепел Просперо и его сияющая столица, хранилище знаний человечества: Тизка, город Света.

Представьте себе уходящие вдаль ряды громадных стеклянных пирамид. Они были созданы, чтобы почтить прекрасное небо, и построены так, чтобы отражать солнечный свет и служить маяками, видимыми с орбиты. Вообразите эти пирамиды — просторные ульи, увенчанные сверкающими шпилями, обиталища образованных и просвещенных жителей, посвященные хранению всех знаний Галактики. Верхушки пирамид-библиотек и домов-зиккуратов представляли собой старомодные обсерватории и лаборатории, предназначенные для наблюдения за звездами, колдовства и прорицания оракулов. Все называли все это Искусством — имя, которым многие из нас пользуются и по сей день.

Такова была Тизка, подлинная Тизка. Тихая гавань мирного познания, а не та уродливая пародия, что существует ныне на Сорциариусе.

Впрочем, мы не были невинны. Отнюдь. Даже сейчас кое-кто из моих братьев, живущих на Сорциариусе, оплакивает свою участь. Они взывают к Башне Циклопа, крича, что их соблазнили, предали и что они не могли знать о грядущем воздаянии.

Но нам следовало бы о нем знать. Глупые оправдания и стенания никогда не изменят правды. Мы слишком глубоко заглядывали в волны демонического варпа, хотя сам Император требовал от нас оставаться слепыми. Тогда мы верили, как до сих пор верят остатки моего бывшего легиона, что единственным благом является знание, а единственным злом — невежество.