Шрифт:
В следующий раз я коснулся протянутых пальцев руки, выходящей из стыка костяной стены.
«Я — Хайон».
«Я жив. Кашляя, я вдыхал пламя. Каждый вдох втягивал огонь в мое горло. Кровь заполняла изжаривающиеся легкие. А ныне я пою».
Хватит. Этого было достаточно. Я отвел руку, разрывая контакт.
Неожиданно раздался треск стекла. Я обернулся и увидел, что Леор от нечего делать бьет по тянущимся из костяных стен рукам. Он хлопал по ним ладонью в перчатке, и они ломались.
— Прекрати, — сказал я.
Каждый раз, когда он ломал одну из них, мне в виски вонзалось копье неприятного, гудящего жара.
— Что? Почему? — Он нанес по очередной напряженной руке удар тыльной стороной ладони, переломив ее посередине.
Обрывающаяся на предплечье хрустальная культя осталась на месте, а кисть и запястье разлетелись по костяному полу звенящими осколками. Болезненный жар у меня в голове на мгновение превратился в огонь.
— Они психически резонируют. Ты заставляешь их петь, и эта песня неприятна.
Он остановился.
— Ты их слышишь?
— Да. И радуйся, что ты — нет.
Мы подошли к очередному Т-образному перекрестку. Леор указал своим топором налево.
— Центральный продольный коридор в той стороне.
— Мы направляемся не на мостик.
Пожиратель Миров продолжал смотреть в проход, ведущий к одной из основных магистралей хребта корабля.
— Нам нужно идти на командную палубу, — сказал он.
— Пойдем. Но сперва я схожу в эту сторону.
— Почему?
Я направил Саэрн в противоположный коридор. Из стен, потолка и пола неподвижно тянулся настоящий лес конечностей из серого хрусталя. Мне не требовалось к ним прикасаться, чтобы расслышать их шепот. Когда много поющих собиралось в одном месте, их слабый психический резонанс усиливался до такой степени, что вызывал у меня оскомину.
— Надо признать, это и впрямь выглядит многообещающе, — отозвался Леор.
Мы двинулись дальше, стараясь не притрагиваться к кристаллическим рукам.
Там, где стены все еще состояли из темного железа и чистой стали, резко выделялись повреждения. Корабль сражался в небесах над Террой, и в последние часы Осады его брали на абордаж бесчисленные ударные группы элитных воинов Императора. Их наследие было записано на холодном металле отметинами от попаданий зарядов болтеров и жжеными пятнами подпалин от лазерных лучей.
— Чувствуешь что-нибудь? — поинтересовался Леор.
— Не смогу ответить, пока не появится более отчетливая связь.
— Прощупай их магией.
Магия. Опять…
— Машинный дух корабля пребывает в коматозном сне. Где-то еще присутствует жизненная энергия, но я не могу быть уверен касательно ее источника. Возможно, это всего лишь кристаллические призраки корабля или же сознание самого мира, которое просачивается внутрь костей звездолета. Все кажется живым, но ощущение искаженное и рассеянное.
Леор выругался, и его локоть с треском снес несколько вытянутых пальцев. Я вздрогнул, но промолчал.
Мы продолжали идти. Каждые несколько шагов Леор дергался, сжимая пальцы и скрежеща зубами. Я постоянно слышал, как он что-то шепчет в вокс.
— Это все кристаллы, — произнес он, заметив мой взгляд. Его зубы снова сжались, взвизгнув, словно фарфор. — Я потому их и бил. От них Гвозди кусаются.
Его окружал ореол боли. Она венчала его незримой короной, и нерожденные демоны, слишком слабые, чтобы обрести форму, гладили его доспех на ходу.
«Еще», — умоляли они, отчаянно желая поддержки — топлива, которое позволило бы им обрести жизнь.
Я сомневался, что большинство Нерожденных вообще замечали присутствие Телемахона. После того как я начисто лишил его нервы и мозг чувствительности, он не испытывал практически никаких эмоций. После переделки я много раз видел его глазами Гиры. Пламя его души было слабым и почти неощутимым, пока он находился вдали от меня. Он без дела стоял посреди комнаты, почти так же неподвижно, как рубрикаторы, дыша в такт тем мыслям, что еще оставались в его голове. Чувства возвращались к Телемахону лишь тогда, когда он оказывался неподалеку от меня. Этот соблазн обеспечивал его верность. Я был ему ненавистен в той же мере, что и необходим.
В холодных залах «Духа мщения» время текло странным образом. Согласно показаниям моего ретинального дисплея, секунды ползли чудовищно медленно, а Леор сообщил, что показания его хронометра меняются в обратную сторону. Не раз я замечал, что на краю обзора движутся кристаллические призраки мертвого экипажа. Не все из них были людьми — здесь встречалось и множество воинов Легионес Астартес, возродившихся в виде эха на борту флагмана, где они погибли. Из стен, потолков, пола тянулись Кустодии в изысканно отделанных доспехах и покрытые боевыми шрамами Имперские Кулаки… Все они беззвучно пели погребальные гимны об огне и ярости. Некоторые были вооружены боевыми алебардами, иные держали абордажные щиты, но большинство сжимали болтеры в руках, которым уже не суждено было вновь выстрелить из оружия.