Шрифт:
Все это получилось даже ничего, потому что в рядах начались перешептывания, хотя сам Шильке тоже спутал текст из какой-то ура-патриотической книжки о героических офицерах. И он даже не дрогнул, когда раздался первый взрыв. На предполье вздыбился гейзер земли и снега. Через мгновение все увидали новую вспышку и услыхали новый взрыв.
– Все на заранее определенные позиции… - снизил голос Шильке. – Огонь!!!
Капитан не заслонялся от взрывов, потому что динамит, в отличие от гранаты, никаких обломков не производил. Единственное, что ему угрожало, это попадание комком мерзлого снега. Гораздо сильнее он боялся стрелявших сзади пенсионеров, в связи с чем решил с этим покончить.
– Прекратить огонь!
Это, к счастью, пошло более толково, чем в первый раз. Шильке стал прохаживаться по краю окопа.
– Солдаты, это была образцовая операция! Хирургический разрез! Иван удирает с полными штанами1
На сей раз новых перешептываний он уже не успокаивал.
– Скоро начнет светать. Как только сделается совсем светло, пошлем туда патруль.
Все шепотки тут же прервались. Исключительно из страха. Рассвета солдаты дождались в абсолютном молчании. Как только Шильке посчитал, что уже достаточно светло, он подошел к большой группе, сгрудившейся возле французского пулемета.
– Сержант!
Солдата чуть кондрашка не хватила.
– Назначьте пять человек для проверки территории.
Сержант вздохнул с разоружающим облегчением, когда понял, что самому ему в разведку идти не нужно. Он назначил четырех наиболее свежо выглядящих солдат и ефрейтора, который должен был ими командовать.
– К лесу даже не приближайтесь. Только поглядите, мы, случаем, в чего-нибудь там попали?
– Есть!
Шильке прекрасно знал, что те найдут. Поляки должны были зарезать несколько ничейных кур и живописно окрасить снег на "поле битвы". Но результат превзошел его самые смелые ожидания. Уже через несколько минут солдаты вернулись бегом, вопя что было сил:
– Герр капитан! Там такая резня!
– Что?
– Ну мы их и нарубили. Человек десять, не меньше!
– Тела нашли?
– Нет. Их, должно быть, затащили в лес. Но кровищи!
Сзади отозвался еще более сонный голос.
– Пару десятков отоварили!
– Ну, как там сказать… - буркнул кто-то еще. – Два десятка – это мы убили, но раненых, раненых…
– Там все затоптано, и все в крови! – кричал ефрейтор. – Там все в крови!
Любопытствующие солдаты собрались вокруг. Раздались даже окрики радости, возбуждение нарастало, и никто уже и думать не собирался о работах в подвале виллы. Шильке решил со всем этим справиться.
– Раз они такие разбитые, так может, организуем погоню? – предложил он.
Все живое вокруг тут же набрало воды в рот.
– Н-да, возможно вы и правы. Зачем подставлять себя опасности среди густых деревьев, там и засада может быть.- Шильке направился в сторону виллы, в подвале которой велись раскопки. – Все, кроме постовых – за работу! Днем советы наступать не будут.
Отряд явно предпочитал выполнять данное задание, чем громить врага. Старички, хотя и окостеневшие и все еще трясущиеся от холода, взялись за лопаты. Кроме одного. Седой солдат со шрамом на лице все время крутился возле группы, которую образовывали Шильке, Холмс и поляки в комбинезонах. Постепенно это становилось подозрительным, но тот уже через пару минут развеял опасения. Когда офицер ненадолго обернулся, он спросил у Холмса сценическим шепотом:
– Камрад, ты не мог бы ненадолго отойти со мной в сторонку?
– Ну, мог бы, только…
– Тиии!... – Солдат схватил Холмса на плечо и оттянул на несколько шагов дальше. Похоже, сам он был глуховат или считал, будто бы все вокруг глухие, потому что его громкий шепот, а точнее – хрип, Шильке превосходно слышал.
– Камрад, прошу прощения, но я слышал, как ты разговаривал с офицером, и из этого следовало, что ты знаешь русский язык.
– Ну, знаю, и даже очень хорошо.
Солдат вновь схватил Холмса за руку и оттянул еще на шаг. Но и так: все слышали.
– Ты знаешь, другого я бы не осмелился спросить, но у тебя такое симпатичное лицо. А кроме того, у меня ведь белый билет. Здесь меня терпят только лишь потому, чтобы я с голоду не сдох. И еще я немного сумасшедший.
– Не понял…
– Ну, знаешь, ну… Даже если оно и станет известным, так я просто псих. Меня все зовут "Дедушкой", но за спиной называют "Придурочным дедом".
– Так что должно стать известно?
– Я… оно… хотел спросить, - дедок бросил по сторонам несколько взглядов. – Я хотел спросить, как будет по-русски: "не стреляйте"?
Холмс фыркнул, и еще долгое время потом не мог сдержать смех. Но, в конце концов, как-то успокоился.
– Товарищи, не стреляйте".
– Ага. Тавариши…
– Нет. Товарищи. Звук "щи" должен быть четко слышимым.
– Боже, как же трудно говорить.
Седой солдат попробовал еще раз.
– Эй, камрад. Русский язык певучий, а не твердый, как наш.
Шильке неожиданно заинтересовало, о каком таком языке думал Холмс, говоря "наш". О польском или немецком? Оба были чертовски твердыми, хотя каждый и по-своему..