Шрифт:
В ноябре 1906 г. посадили в Выборгскую тюрьму. Сидел вместе с Н. Е. Бурениным, секретарем М. Горького, и тот был просветителем молодого рабочего. В тюремном дневнике, который вел 18-летнпй паренек, есть такая запись: «Читаю Белинского. И какая книга. Первый раз встретил такого писателя! Какая художественность! Какое выражение. Читаешь и забываешь собственное я. Как будто бы улетаешь в неведомый край. Какой свободный русский гений! Да, я много узнал хорошего, чего еще не подозревал в существовании, и теперь передо мной открылся новый мир. Что я раньше читал и пропускал мимо ушей, теперь после чтения этой книги увидел все хорошее и худое. Хорошо бы, если бы было побольше Белинских».
Вскоре он приехал в Париж. Вот запись из дневника Веселова: «Шли мы к Ленину и очень волновались. Вошли. Владимир Ильич очень тепло, по–отечески нас встретил, усадил за стол, и стало так легко и радостно, что все волнения быстро прошли и мы почувствовали себя как дома. Владимир Ильич подробно и внимательно расспрашивал меня о настроениях рабочих в Питере, о моем сидении в «Крестах». Он знал о нашем процессе и о многом, многом. Вскоре на столе появился самовар, варенье и другая снедь… Повеяло таким теплом и отеческой лаской, что мы забыли о времени… Радостные и взволнованные прощались мы с Ильичей. Он проводил нас на улицу»…
И снова в России, снова подпольная работа. Большевика–ленинца арестовали, приговорили к ссылке в Нарымский край.
Свершилась Октябрьская революция. Веселов — в гуще событий. Сначала он на руководящей хозяйственной работе, а в годы гражданской войны занимается продовольственным делом.
Период восстановления — Веселов красный директор завода. Потом он строил электростанции, заводы, фабрики, железные дороги. Шел туда, куда посылала партия.
И вот наступило время заслуженного почетного отдыха. Но разве может большевик, даже если он старый, отдыхать от жизни, от людей, строящих сегодня новую жизнь по Ленину! Он стал служить людям за редакционным «столом добрых дел».
Вот он — за этим столом, сухонький, маленький, слушает паренька.
Они сидят друг против друга, человек, проживший большую жизнь, и юноша, который еще в начале своего пути. Паренек беспрестанно курит, лицо его в красных пятнах, он взволнован. Кузьма Авдеевич с горечью говорит: «Если тебя перестал любить человек, который больше всех тебя любил, значит, правы все, кто отзывался о тебе плохо. И только ты один о себе хорошего мнения. Как же так получается? Один против всех?»
— Откуда вы знаете, что все обо мне плохо говорят?
— Ходил, спрашивал — и на курсах, и на работе, и дома.
Паренек подавленно молчит, потом оскорбленно осведомляется:
— Это, собственно, зачем вы обо мне сведения собирали?
— Чтобы помочь!
— Кому?
— Тебе!
— Значит, вы все теперь знаете?
— Нет, не все, — твердо произносит Кузьма Авдеевич, — мне надо узнать, что в тебе есть хорошее, чтобы уцепиться за это хорошее и помочь на путь истинный выйти.
— Да чего уж там, — сокрушенно шепчет паренек. — Не стоит, не получается из меня настоящий человек.
— То есть как это не получается? — возмущенно спрашивает Кузьма Авдеевич. — Ты же на стройке хорошо работал. Я вашего бригадира спрашивал.
— Так мало ли что было…
— Слушай, — сурово произносит Кузьма Авдеевич, — ты думаешь, нам в твоем возрасте легче было?
— Да, я знаю, читал. Человеку дается только одна жизнь…
— Помнишь, это хорошо, что помнишь! А вот почему забываешь?
— Да где гам у нас на складе себя проявить, выписываешь целый день накладные, как Акакий Акакиевич.
— А почему стройку бросил?
— Я не бросил, меня на склад выдвинули.
— Иу вот что, — решительно произносит Кузьма Авдеевич. — Ты человек без коллектива слабый, пойдешь снова на стройку.
— Да, пожалуйста, сколько угодно, — только теперь в Сибирь.
— Нет, Коля, в Сибирь сразу не выйдет, я говорил с прорабом, обещал взять. Поработаешь, наладишь отношения с товарищами — и тогда я с тобой вместе пойду в райком за комсомольской путевкой на ударную стройку в Сибирь.
— А Люба, она же не простит, не поедет после всего.
— Любу твою я к пяти часам сюда пригласил. Вот явится, и вы без меня за этим столом свои личные дела обсудите. Но помните — наш стол называется столом добрых дел и советов… Он злых и строптивых не терпит. Так что прикиньте — подходит он для вас, тогда садитесь и все обсудите, как полагается настоящим людям. А сейчас, поскольку мы с тобой договорились, освободи стул, меня другой товарищ дожидается, тоже «загадочная» личность.
— Спасибо вам, — шепчет паренек, — Кузьма Авдеевич.
— Спасибо тебе, что ты сам человеком становишься, — произносит Кузьма Авдеевич облегченно. — Помог ты мне, Коля, хорошее настроение обрести. А в наше время каждый человек обязан быть счастливым. Время такое: всем во всем светит, только жмуриться не надо. Пусть в самое лицо светит. Каждому человеку светит.