Треск лопнувшей кожаной брони, хруст ломающихся ребер, зловещее торжество в глазах аэса и - забытье. Тягучее. Бордово-черное. Переливающееся всеми оттенками тьмы. Океан, липкий, как мед, и горький, как полынь, давил на Вира, сжимал его, закручивал в тугую пружину, в напряженный, до крайности болезненный комок нервов. Потом послышался чей-то зов, что-то треснуло, навсегда безвозвратно сломалось, и Златорукого вынесло на поверхность реальности.

– Вир!
– услышал он.
– Вир!

Кастомайзер приоткрыл свинцовые веки, увидел встревоженное лицо Юла.

– Вир, не умирай, Вир!

Старый байкер пошевелил непослушными губами, и слабый, угасающий голос - не его голос, а чужой, незнакомый - прошипел:

– Чашу... бери чашу и уходи...

– Вир, я не оставлю тебя...

– Бери чашу, уходи... бери ее... утопи ее в море... иначе все зря...

– Вир!..

Кастомайзер не услышал, что кричал Юл, он вновь провалился в темную муть бессознательного и плавал в ней, точно нерожденный ребенок в утробе матери. Тьма теперь не давила, не была горька и тягуча, она стала безвкусной, пресной, никакой. И лишь легкие колебания мрака говорили о том, что Вир все еще существует. Затем байкер заметил яркую точку и устремился к ней.

Точка феноменально быстро расширилась, превратилась в пространство, озаренное ярким, но не обжигающим, а лишь приятно греющим солнцем, и от края до края тянулась безбрежная степь. Седая, как волосы Вира, из-за цветущего ковыля. Бывший кастомайзер клана Дэнджеров ощутил на себе чужой взгляд и повернулся.

Перед ним стояла Чезета, но только не полненькая пышечка с нарождающимися глубокими морщинами на обветренном лице, а юная, стройная дева. Такой он ее увидел впервые на весеннем байкфесте двадцать с лишним оборотов небесного колеса назад. Или, может, валькирия в образе возлюбленной пришла за ним.

Байкер потянул к ней руки, но степь, солнечное небо, Чезета подернулись бардовой дымкой и над миром раздался голос:

– Вир! Вир, дружище!!! Посмотри на меня! Посмотри!!!

Вир с трудом разлепил веки. На него из предутренней мглы глядел Ури, губы его дрожали, глаза были мокры, а борода свисала беспорядочными, растрепанными и беспомощными клочьями.

– Я знаю, Вир, что это всё, я знаю, - прохрипел Ури, - я провожу тебя к Большой переправе. Вир, дружище, я провожу тебя. Я никогда не говорил тебе, Вир, не говорил, но ты всегда был моим лучшим другом! Братом был мне! И я провожу тебя, Вир, провожу. Хоть так... Хоть что-то для тебя... Ты готов?.. Вир... Вир... слушай... Над тобою тишина, небо полное...

– Не надо, - еле выдавил из себя умирающий байкер, - не надо. Я сам. Без помощи... не тревожь меня... прошу... оставь...

Вир закрыл веки, лицо Ури исчезло, и байкер снова провалился в белую от ковыли, бескрайнюю степь. Желток солнца приятно согревал, и яркое небо дарило спокойствие и радость.

На него взирала юная и прекрасная Чезета. Она лукаво щурилась, подставляя освежающему ветру чуть порозовевшие щеки, и роскошные темно-каштановые волосы мягкими локонами спадали на соблазнительно округлые плечи.

Вир вдруг подумал, что это просто предсмертное видение, что мозг подарил умирающему организму сладостную иллюзию, но степь дышала такой невыразимой силой, а юная валькирия была столь чарующа и обворожительна, что мысль его мгновенно растворилась в невероятной синеве неба. В конце концов, возможно, это и есть лучшая из наград: последнее мгновение жизни, растянутое в бесконечность. Тебя уже нет, а это мгновение все продолжается и продолжается, ведь за ним - вечная пустота.

Вир хотел что-то сказать, но прекрасная дева, улыбнувшись, коснулась пальцем его губ.

– Все сказаны слова, все сделаны дела, - тихо произнесла она фразу из судьбоносной баллады предков, - и снова вместе на дороге мы с тобой.

Эту балладу по старинной традиции кочевники исполняли каждый весенний и осенний байкфест.

"Пробил час...
– подумал Вир, - пробил час..."

Юная дева еле заметно кивнула.

– Время вдаль лететь, нет больше сил терпеть, - сказала она, - когда ты в коже на коне, а конь стальной.

Тут только Вир заметил, что он и его спутница сидят на байках, но не на четвероногих копытных животных, а на двухколесных самодвижущихся чудо-машинах предков.

Юная дева устремила взор вдаль, и нежный ветер играл ее волосами, затем скосив глаза на Вира, она задиристо спросила:

– Наперегонки? До ближайшего горизонта?

Байкер улыбнулся. Чудо-машины взревели и помчались бок о бок навстречу пронзительному небу.

Шумела седая степь, улыбалось ликующее солнце, а Вир и юная дева ускорялись на двухколесных байках, все прибавляя и прибавляя газу...

Гексаграмма 42 (И) - Прибавление

Чем выше полет, тем шире горизонты