– Как только мы встретимся с герцогом, я скажу ему, чтобы он научил свою прислугу себя вести. А то все они мнят из себя не меньше чем графов или маркизов.

Двор представлял собой широкую аккуратно вымощенную площадку, усаженную яблонями и розовыми кустами. Деревья уже отцвели, и были, словно ели на Рождество, увешены небольшими зелёными плодами. «Вот бы ещё хоть раз в жизни увидеть яблони в цвету», - неожиданно подумал Блад, вспомнв свой давний разговор с лордом Уиллогби и ван дер Кэйленом. Он уже привык к жизни в тропиках, но воспоминания о северных цветах заставили его вновь ощутить щемящую тоску по своей родине. Отогнав воспоминания, он сосредоточился на висящей в холле картине Джона Клостермана, изображавшей супругов Мальборо вместе с детьми. Но и это занятие не успокоило его - увидев голубые глаза и высокий лоб Джона Черчилля, он вспомнил Дженнифер. Фамильное сходство было несомненным.

«Что происходит сейчас с ней и с её дочерью?», - будто кинжалом, кольнуло в его сердце, но, к счастью, на лестнице вдруг появился слуга. Стараясь придать своему голосу особую важность, он сообщил:

– Герцог согласился принять вас, но у него очень мало времени. Он должен сегодня же прибыть к Её Величеству.

– Вот удача!
– шепнул Уэйд капитану, - его ждёт Её Величество, значит, он может передать ей нашу просьбу.

Не успели они миновать залу, как герцог Мальборо сам появился на ступенях покрытой красным ковром лестницы. Это был полноватый джентльмен с несколько округлившимся добрым лицом и живыми светло-голубыми глазами, приветливо глядящими на собеседника. На нём был простой тёмно-серый домашний камзол. Он быстро сбежал вниз и по-дружески обнял Уэйда.

– Здравствуй, Джулиан! Что-то срочное? Кто это с тобой?

– Здравствуй, Джон, - Уэйд дружил с Черчиллем, и они были на «ты», - Позволь представить тебе губернатора Ямайки Блада. У него к тебе очень важное дело. Настолько важное, что я счёл возможным просить тебя замолвить за нас словечко перед Её Величеством.

– Пройдёмте ко мне в кабинет, - радостно произнёс герцог и, обратившись к стоящему рядом слуге, добавил: - принеси нам кофе и виски, Джеймс.

Кабинет герцога размещался на первом этаже, в западном крыле замка. Внутренняя отделка дворца недавно была обновлена, и Черчилль с гордостью показывал друзьям своё жилище. Он ввёл их в просторный кабинет, украшенный картиной Годфри Неллера, изображавшей герцога во всём блеске его воинской славы. Мужчины разместились в мягких креслах за небольшим столом, на который услужливый Джеймс уже поставил виски и три чашки свежезаваренного кофе.

– Выпейте виски, господин губернатор, - с улыбкой обратился он к Бладу, - вы там, на Ямайке, наверное, ничего не пьёте кроме рома?

– Бывает, пьём и виски, и малагу, - рассмеялся капитан. Он старался казаться весёлым, но сердце его по-прежнему щемило от смутного страха за то, что может произойти в его отсутствие, и что он не в силах был предотвратить.

– Рассказывайте, мистер Блад, что там произошло на Вашей Ямайке?
– улыбнулся герцог, и его глаза приветливо взглянули на капитана

Блад подробно рассказал о событиях, последовавших за прибытием Мэнсона, не упустив ни одной детали. Лицо герцога становилось всё более мрачным. Он нахмурился и покачал головой:

– Да, мистер Блад. Вы как человек военный, поймёте меня. Если бы такой Мэнсон появился в моей армии, я бы предал его суду за измену. Полностью разделяю Вашу тревогу. Командир, поступающий так, как он, или не представляет себе, каким делом он занимается, или же преследует другие цели, не совместимые с интересами английской короны. Едем немедленно. Её Величество назначила мне аудиенцию на три часа пополудни, и через полчаса я должен быть в Кенсингтонском дворце.

– А я думал, она в Сент-Джеймсе, - удивился Блад, не знавший ни королевы Анны, ни её окружения

– Её Величество слаба здоровьем, и ей необходим свежий воздух, - герцог тяжело вздохнул, - Сент-Джеймсский дворец слишком тесен для неё. Вы прибыли в карете?

– Нет, верхом. Мы очень спешили, - вмешался в разговор Уэйд.

– Тогда я тоже поеду верхом, тем более что Её Величество уже ждёт меня, - направляясь к выходу, произнёс Черчилль.

Почти загнав лучших арабских скакунов из конюшни Черчилля и обрызгав уличной грязью не только зазевавшихся прохожих, но и собственные костюмы, мужчины прибыли в Кенсингтон, когда до аудиенции оставалось всего несколько минут. Почти бегом миновав длинные дворцовые коридоры, отделанные красным бархатом, они, наконец, достигли королевских покоев. Но у плотно запертых дверей их встретил молодой виконт Сент-Джон, с явным недружелюбием взиравший на Черчилля.

– Господин герцог, Её Величество сегодня никого не принимает, - холодно сообщил он.

– Мне было приказано прибыть ровно к трём. Моя супруга, Сара Черчилль, передала мне повеление Её Величества, - попытался возразить герцог.

– Самочувствие Её Величества ухудшилось ровно полчаса назад, и она никого не может принять. У неё личный врач и миссис Сара, - Сент-Джон взглянул на герцога с сознанием собственного превосходства. Он упивался властью, данной ему, пусть даже и на время болезни королевы.

– Но дело очень срочное, - настаивал Черчилль, всё ещё не оставлявший надежды попытаться оттолкнуть виконта, заслонявшего собой дверь в королевские покои.

– Никаких срочных дел до завтрашнего утра. Её Величество не может никого принять, - Сент-Джон бросил ещё один презрительный взгляд на герцога и его спутников, на камзолах и сапогах которых оставила свои следы дорожная грязь. Спешка, с которой они прибыли во дворец, не дала им возможность привести себя в порядок или хотя бы раз взглянуть в зеркало. Второпях Черчилль даже не надел парадный камзол и теперь стоял перед расфранчённым благоухающим Сент-Джоном одетый, как простой мелкопоместный дворянин. Да ещё и эта грязь - улицы Лондона были размыты вчерашним дождём. Черчилль вдруг почувствовал себя не в своей тарелке.