– Жива пока, но в сознание, видимо, не придет. – Тамара с досадой вздохнула. – На свадьбу к подружке вечером ехать собралась. Накрутила бигуди. Вот бигуди-то ее и затянули. Волосы густые, длинные – до пят, наверное, были.

Александра… Старше нас на два года. Но впечатление такое, будто мы из разных эпох. Она переехала в наш солнечный город с Севера, второй год работала на заводе, среди взрослых серьезных людей, была одной из лучших в профессии (в карте было отмечено: «передовик производства»). А я… а мы с Борисом просто поступившие в медучилище школьники, сидим посреди девичьего царства: в группе двадцать пять человек, а нас, пацанов, всего двое. И ничего не меняется, кроме названия предметов: анатомия, терапия, фармакология, латынь…

– В предоперационной были? – спросил Боря медсестру.

– Была. Готовятся. Скальп пришивать будут. Да только без пользы все это. Давление не определяется, пульс не прощупывается, дышит едва-едва.

– А кто оперировать будет?

– Олег Иванович. Петр Федорович ассистентом.

Я направился к операционному блоку.

– Куда ты, Саня?

– Олег Иванович обещал взять нас на самую интересную операцию.

– Я пас. Не хочу на скальп смотреть. Мне это не пригодится.

– Да пошли, откуда ты знаешь, что тебе пригодится!

Я направился к Олегу Ивановичу, Борька последовал за мной. Но мы получили отказ. Мягкий, но в твердой форме.

– Нет, ребята, – ласково сказал Олег Иванович, – слишком уж тяжелый случай. Чем меньше народу, тем лучше. А вы понаблюдайте в предоперационной. Тоже любопытно.

Больная была уже в операционной, так что нам не удалось на нее взглянуть. В предоперационной шла быстрая подготовка к операции.

– Лена, скальп побрили? – спросил Олег Иванович, быстро обрабатывая руки спиртом.

– Да, – ответила молоденькая, только что после института хирургиня Елена Густавовна, преданно глядя на своего обожаемого шефа.

– Хорошенько помойте! С мылом, щеткой – как следует! Потом обработайте.

Я обалдело смотрел на хирургиню, которая держала в руке что-то странное, совершенно непохожее на человеческую кожу, и мыльной щеткой мыла его под краном.

Вскоре хирург и вся операционная бригада, облаченная в специальные халаты, колпаки, бахилы и маски, переместились в операционную. А мы с Борькой помаячили около банок с растворами для шовных материалов и вернулись в отделение.

– Слушай, Саня, я пойду. Характеристику мне Олег Иванович дал. Последний день – можно и пораньше, – сказал Борька устало.

– Оставайся, Борь, после операции ее посмотрим, – стал упрашивать я друга. – Интересно же!

– Я уже насмотрелся, – отмахнулся Борис.

– Ну тогда…

– Вечером на баскетболе увидимся.

Борька ушел, а я попросил у Тамары аппарат для измерения давления и пошел в семьдесят первую палату к старушкам. Раз уж не удалось попасть в операционную, я надеялся после операции увидеть затянутую в станок, можно сказать, самой смертью девушку, которая вздумала со смертью тягаться. Сколько времени будет идти операция – кто знает, но слоняться по коридору не хотелось (этого Олег Иванович не прощал практикантам). Перемерив давление всей палате (девять бабулек с переломом шейки бедра теперь никогда не забудут мою доброту), я перекочевал к «вертолетчикам». Так называли тех, кто лежал с закрытыми переломами конечностей. «Вертолетчикам» делали скелетное вытяжение, и они должны были неподвижно лежать на приподнятых кроватях с задранными ногами. В этой палате лежал один мой знакомый, который жил прямо на нашей улице, дядя Саша Прытков. Я уже заходил к нему сегодня.

Увидев меня в дверях, Прытков, единственный в этой палате ходячий больной, зашумел:

– Тезка, а я уж тебя искать собрался!

– Чего это?

– Слушай, – зашептал Прытков, – мы тут денежек собрали, кто сколько смог. Сбегай в третий магазин, купи сметанки. Вот… банка есть. Будь другом! Мы ведь люди здоровые, у нас организм в порядке, печень там, сердце-почки. Скучно лежать!

– Да что ты меня так упрашиваешь! Как будто в первый раз!

Я действительно уже не раз выполнял просьбы мужиков – бегал в третий продуктовый купить сигарет, печенья, другого чего.

Двадцать шестой магазин находился совсем недалеко. Я купил полную банку сметаны, получил сдачу и вернулся.

– Ну что, купил? – встретил меня у порога Прытков.

Вся палата уставилась на меня с таким ожиданием, словно я должен был им не сметаны принести, а живой воды, чтобы они сразу все повскакали со своих «вертолетов» и домой побежали с целехонькими конечностями.

Я вытащил из болоньевой сумки сметану и протянул дяде Саше.

– Вот, дядя Саш. На шестьдесят копеек. Ты многовато денег дал…

Прытков долго глядел на меня и наконец осипшим голосом прошипел:

– Ну ты даешь, тезка! Ждали обозу, а дождались навозу.

– Что? Плохая? – спросил я, не понимая, в чем дело.

Я не расслышал ответа. А может, его и не было вовсе. Вместо него раздался оглушительный хохот пятерых мужиков. Палата прямо сотрясалась от смеха, а я ничего не мог понять. С сестринского поста на шум прибежала сестра с возмущенным лицом, но, увидев Прыткова с банкой сметаны, тоже рассмеялась.

– Ну что, получили сметанки? Так вам и надо!