Сложившаяся проблема завершенности («закрытости») теории и открытие ей дальнейшей перспективы для познания глубоко скрыта в характеристике личностей их авторов. Вопрос, закрыта ли, завершена ли теория, он преобразует в вопрос особенностей личности Н. Н. Ланге, достигшего вершин своих научных деяний. Но, утверждает С. Л. Рубинштейн, достижение вершины не «закрыло» теории, не исчерпало личности творца, тем самым можно читать между строк: его смерть не прекратила дальнейшего развития познания под влиянием его идей. Еще более пронзительно эта мысль проводится в портрете Когена, каким его рисует еще совсем молодой Рубинштейн.

Здесь как бы вопреки возрасту, отметившему лик учителя, утверждается его неуспокоенность достигнутым и, в этом смысле, завершенным. Он в данном случае не от теории, а от самой действительности требует доказательства ее права на подлинность, понимая доказательство как деяние науки и ее субъектов.

Тем самым становится еще более очевидным его главный тезис, что включение познающего в процесс познания не только не исключает его объективности (как полагали многие философы), но обеспечивает максимально достижимую уровнем его мышления доказательность, обоснованность, истинность.

Если в центре идей С. Л. Рубинштейна 1920-х годов стояла проблема методологии точных, гуманитарных и социальных наук, а также проблема субъекта как собственно философская, то к проблемам психологии он обращается не столько с философских позиций, сколько для того, чтобы выявить ее тенденции развития как процесса познания. С. Л. Рубинштейн избирает психологию в качестве науки, анализ которой позволил бы ему доказать правомерность своего подхода к научному познанию. Не случайно предметом его анализа стали две психологические концепции: отечественная – Н. Н. Ланге и западноевропейская – Э. Шпрангера.

Психология становится для него плацдармом и подтверждением его философских исканий и доказательством, испытанием их правомерности.

Рубинштейн анализирует две статьи Н. Н. Ланге – «Психологические исследования», в которой изложена теория перцепции, и «Теорию волевого внимания», содержащую концепцию воли в пределах ее роли в перцепции и частично освещающую соотношение этой теории и теории эмоций Джемса, критиковавшейся Ланге. В теории перцепции Ланге Рубинштейн находит при всей ее ярко выраженной эмпиричности сходство с гегелевской схемой саморазвития понятия. Ланге считает, формулируя свой «закон перцепции», что она проходит через несколько стадий и «всякая предыдущая его стадия имеет содержание более абстрактное, менее дифференцированное, последующая – более дифференцированное, конкретное» (Рубинштейн, 2003а, с. 453). Иными словами, абстрактное является, как и у Гегеля, первичным по отношению к конкретному. Эта стадиальность, по мнению Рубинштейна, – аналог «той картины сознания, которую дает феномен логического и логическая концепция Гегеля» (там же). Здесь же Рубинштейн с интересом останавливается на противоречивости трактовки Ланге отношений, которые в перцепции определяют группировку воспринимаемых предметов (Рубинштейн утверждал в своей статье «Наука и действительность», что они определяют сущность системы). С одной стороны, Ланге, подобно Юнгу, стремится исключить отношения, как не вписывающиеся в парадигму эмпиризма. С другой – Рубинштейн находит и позитивность в трактовке Ланге отношений, состоящую в том, что они могут быть осознаны еще до того, как осознаны их члены, и делает вывод, что будущая психология мышления должна строиться, отправляясь от этих положений.

Анализируя другую работу, посвященную волевому вниманию Ланге, Рубинштейн также связывает ее с позитивными тенденциями новейшей психологии, в данном случае – гештальтпсихологии, которая ограничивает эмпиризм психологии и физиологизм и позволяет обратиться к ее связи с философией. Критика концепции Н. Н. Ланге Рубинштейном минимальна (он, скорее, излагает его идеи) и в силу того, что Ланге явился для него первым учителем в психологии, и потому, что Рубинштейн не хочет связать именно с его именем свои новые идеи. Формулируя задачу будущей психологии, здесь он высказывает собственное принципиальное положение, снимающее его прежний взгляд на закрытость познавательной системы. Она определяет все акты познания и связи между собой не абстрактных отношений, а в их зависимости от способов отношений познающего к предмету. Идея закрытости системы преодолевается раскрытием незавершенности познания объекта.

До этого он и рассматривал движение познания от действительности к теории и от нее – обратно – к объяснению действительности, т. е. учитывал отношение системы (в свою очередь, складывающейся из взаимно подразумевающих друг друга отношений) к действительности – необходимость объяснять ее многообразие. Но здесь соотношение этой связи системы с действительностью впервые прямо отрицает ее закрытость.

Психологическая статья одесского периода «Психология Шпрангера как наука о духе» (Рубинштейн, 1997) написана не ранее 1924 г. Как известно, Э. Шпрангер – немецкий философ, психолог и педагог, основные идеи которого сложились в русле концепции Дильтея, философии жизни в целом, а также учения о ценностях Риккерта (Славская, 1997). Рубинштейн выстраивает сложную систему координат для определения места Шпрангера в философии, культурологии и психологии начала XX в. Очень детально он рассматривает связь концепций Шпрангера и Дильтея. Их работы представляли собой совершенно особое, прежде всего методологическое направление в психологии, которое явилось крупной вехой в изменении способов психологического познания в целом.

В. Дильтей в своей «Описательной психологии» (Дильтей, 1924) выразил критическое отношение к ассоциативной психологии, назвав ее метод объяснительным и присущим всему естественнонаучному знанию. Он возражал преимущественно, как мы увидим далее, против принципа движения познания от единиц, элементов к целому. Шпрангер постоянно ссылается на Дильтея в своей статье. Дильтей же интересовал Рубинштейна как антипод Марбургской школы, искавшей единый метод для естественнонаучного и гуманитарного знания. Он охарактеризовал свой метод как описательный, присущий именно только гуманитарному знанию, для которого существенны ценностные характеристики духовной жизни. Важнейшей характеристикой психологического познания Дильтей считал «переживания».

Отличие его концепции от теории Шпрангера Рубинштейн видит в том, что для него психология является «понимающей», хотя Дильтей называет ее описательной в противовес объяснительной. Шпрангер считает, что только интерпретация дильтеевского понятия «переживание» позволяет раскрыть смысл, который и является определяющим целостность системы. На самом деле, раскрытию смыслов способствуют дильтеевские ценностные характеристики. Фактически здесь речь идет не о единстве понимания Шпрангером и Дильтеем методов научного познания, как различающихся в точных и гуманитарных науках, а о различии их трактовок, способов познания в психологии.