Стоит напомнить, что тайная и автономная эволюция мозга шла с необычайным ускорением. Это означает быстрое появление и развитие эффективных механизмов отбора. Они были лучше традиционной эволюции, которая закончилась в тот момент, когда в сообществе архаичных приматов сложились первые признаки социальных отношений. Вполне понятно, что это произошло не мгновенно, а в результате многократных попыток создания как родственных, так и неродственных объединений наших предков. Сформировав большие популяции, предприимчивые гоминиды мгновенно занялись «честным» дележом пищи и распределением простейших условий выживания «по справедливости», что предусматривает насилие и искусственный отбор. Эти явления можно в деталях наблюдать в деревнях, устроенных по родоплеменным принципам, и в изолированных племенах Азии, Африки и Латинской Америки.

Именно искусственный отбор стал двигателем церебральной эволюции, наградившей нас столь волнующим мозгом.

Возникает вполне естественный вопрос о природе происхождения социальных взаимодействий и их предшественниках. На сегодняшний день существует формально непротиворечивое понимание механизмов начала автономной эволюции мозга. По-видимому, после окончания райского периода эволюции проблемы добывания пищи, безопасной миграции и размножения стали естественной причиной объединения наших предков. С этого момента на мозг стали действовать новые механизмы искусственного отбора, которые работают и в настоящее время.

2. ИЗБИРАТЕЛЬНОСТЬ ОТБОРА

Общая концепция искусственного отбора была сформулирована ранее и рассматривалась как способ ускорения эволюционных изменений головного мозга гоминид (Савельев, 2015a). Её суть сводится к тому, что для успешного выживания в больших группах архантропов было необходимо поддерживать социальные отношения. Их основу составляли активный обмен пищей, снижение внутривидовой агрессии, коллективная охота и защита общих биологических интересов. Эти особенности поведения сложились под влиянием искусственного отбора, направленного на увеличение тормозных лобных областей и массы мозга. Его сущность состоит в том, что с появлением первых признаков социальности наши далёкие предки оказались перед выбором — выжить и защититься от агрессивной среды обитания, создав глубоко интегрированное сообщество, или исчезнуть. Вполне понятно, что большинство австралопитековых ретроградов предпочло дружно погибнуть и остаться верными своим скотским традициям. Те немногие оригиналы, чей мозг позволил им выжить, ступили на скользкую дорожку селективной эволюции мозга и сложных социальных систем.

Первичная социализация самых сообразительных австралопитеков позволила приспособиться к изменившейся среде обитания и сохраниться как вид. Однако ввиду некоторых особенностей мозга приматов социальные взаимодействия запустили маховик искусственного отбора мозга (Савельев, 2016). Решение адаптивных проблем выживания архантропов привело к неожиданным эволюционным последствиям, изложенным в предыдущей главе, — автономизации эволюции головного мозга. Так возник ранее неизвестный механизм отбора, который при стабильной репродукции и неизменном теле менял адаптивность нервной системы. Мозг будущих людей оказался под действием специфического отбора, что невероятно ускорило эволюционные изменения (Савельев, 2016).

В результате скрытой от глаз, ночрезвычайно быстрой автономной эволюции мозга к настоящему времени сложилась довольно сложная ситуация. Оставаясь очень схожими соматически, мы легко можем производить плодовитое потомство почти при любом варианте метисации. Это традиционный признак принадлежности к одному виду, который не требует объяснений. При этом на уровне мозга мы обладаем структурными различиями, намного превышающими видовой уровень. Относясь по строению мозга к разным видам и даже родам гоминид, мы непрерывно и вполне естественно вступаем в неразрешимые и кровавые конфликты.

Причины такого печального положения дел кроются в биологической природе эволюции как мозга, так и тела. Эти два параллельных процесса становления человечества объединены общей целью, которая состоит в примитивном доминировании нашего вида. Иначе говоря, вся возня с развитием мозга и интеллекта нужна только для того, чтобы расплодиться, как паразитические черви, и покрыть несчастную планету многометровым слоем своих потомков. В большей части мира столь убогие цели собственной эволюции вызывают бурный энтузиазм, и лишь иногда — беспокойство у тех, кто ещё пытается думать. Совершенно ясно, что пришло время человечеству хотя бы немного разобраться в вакханалии собственных эволюционных процессов.

По этой причине попробуем рассмотреть сущность событий, происходящих с нашим мозгом. Ужас нашего единения с природой состоит в том, что биологические процессы абсолютно одинаково действуют как на уровне Организации Объединённых Наций, так и среди паразитических червей в кишечнике африканской зебры. Разница сводится к инструментам отбора и различиям в организации растения или животного. Неприятно сознавать, что, предлагая с трибуны ООН экономически поддержать разрушенную войной страну, какой-либо гуманист преследует ту же цель, что и гиена, отгоняющая мелких хищников от присвоенной падали. Биологические цели плоского червя, голодной гиены, отдельных стран и крупных международных объединений особенно не различаются. Пища, размножение и доминантность остаются залогом биологического процветания любых организмов на планете. Именно эти биологические функции критичны для эволюции и максимально значимы для отбора. Мозг и поведение — это всего-навсего квалифицированная, но тщательно угнетаемая прислуга перечисленных выше биологических процессов. Вполне понятно, что от этого обременения успешно избавились паразиты, которые переселились в богатый пищей кишечник своих хозяев и вместе с нейронами утратили задумчивость.

Нервная система в сочетании со сложным поведением представляет собой довольно затратный комплекс приспособительных систем организма. Он, конечно, иногда весьма эффективен, но энергетически затратен и далеко не обязателен. По этой причине большинство адаптивных изменений позвоночных начинается с простого отбора, направленного на увеличение размеров зубов, модификацию конечностей, тела или длины кишечника. Обычно таких незатейливых метаморфозов вполне хватает для решения возникающих проблем. Очень редко соматические различия животных оказываются недостаточными для появления наиболее приспособленных. В такой ситуации критичными становятся особенности добывания пищи, избегания опасности, способы размножения и заботы о потомстве, отражающие индивидуальность организации нервной системы. Только тогда, через поведение, отбор добирается до мозга, что может привести к заметным морфологическим изменениям его строения. Происходят такие эволюционные события намного медленнее и реже, чем соматические перестройки.