Шрифт:
Эффект превзошел все ожидания. Бывший наркомвоенмор мгновенно скрылся за бортом, а вот дуло пистолета... уставилось прямо в мой беззащитный лоб. Чуть погодя показалась и голова - не иначе, плавающий в воде парень показался льву революции не слишком опасным противником. А то бы пристрелил как бешеного дельфина.
– Лев Давидович, - повторил я свой крик.
– Мне известно будущее. Ваше, друзей, России. Могу все-все доказать!
Вместо ответа Троцкий сел на весла и бодро погнал лодку к берегу. Мне теперь что, собирать манатки и валить в Берлин несолоно хлебавши? Поставить окончательный крест на правке мировой истории?! Ну уж нет!
– Вы только прочитайте мои материалы, - с надрывам завопил я вслед.
– Посылал от Обухова! Там и обратный адрес есть!
... Заспанный портье разбудил меня утром, рано на рассвете. В холле ждал старый знакомый, очевидно, посыльный от Троцкого; такое зверски небритое с рождения лицо сложно перепутать с другим.
Завидев меня еще на лестнице, он не стал размениваться на приветствие:
– Господина очень зовет!
– Зачем?!
– с издевкой поинтересовался я.
– Раньше каким местом думал?
– Очень... зовет.
Вот незадача, над таким даже поиздеваться не выйдет!
– Пойдем уж, мечта антрополога...
Дорога коротка как молитва священника у ступеней эшафота. Тут, на острове, вообще все рядом. Хочется прибавить шаг и уже до обеда решить задачу "трех нет", то есть обвести Россию мимо коллективизации, террора и войны, а затем, со спокойно душой, засесть в таверне, поближе к анисовой водке и томленым брюшкам омаров.
Представить точный план я при всем старании не могу. Вне сомнений лишь одно - для повторного охолопливания крестьян, великого террора и сползания в ужас Великой Отечественной требуется медленное, едва заметное, но непрерывное и однонаправленное изменение границ допустимого в головах десятков миллионов людей. В 21-ом веке данный процесс получит название "сдвиг окна Овертона". Печатное слово в нем важнее пулемета, газета не уступит полку, а книга - армии.
Для удержания окна в границах "нормального уровня средневекового зверства" нет особой разницы, примется Троцкий громить своего товарища Сталина слева, во имя победы мировой революции, или справа, по примеру острожного ревизионизма Хрущева.** Не до жиру, быть бы живу, в смысле, о хорошем мечтать можно и нужно, однако оставаться на месте - уже достаточный повод для оптимизма.
Так что пусть бывший наркомвоенмор пишет сотни писем и статей, изобличает ренегатов, вдохновляет соратников на борьбу, раскачивает послушные массы. Висит старательной гирей на любых движениях Кремля. Призывает к вселенским бойкотам. Цепляется за малейшие ошибки и промахи. Распространяет прокламации. Вербует в ряды оппозиции чекистов, машинисток и колхозных председателей. Организует загонную охоту на партийных активистов. Изворачивается жабой, гадюкой, аллигатором, что-то придумывает. Умеет же!
Когда у окопавшегося в кремле горца появится крепкий враг - он мигом повернется лицом к народу: "Братья и сестры! К вам обращаюсь я, друзья мои!". Какие такие репрессии? Зачем коллективизация? Забудьте, я же пошутили и больше не буду! И вот, по мановению хозяйской руки, уже никто никому не стреляет в затылок. Останавливаются бессмысленные стройки заполярных железных дорог, попы возвращаются в разграбленные приходы, на плечи недобитых офицеров садятся золотые погоны, кирпичные клетки шарашек украшают вывески престижных НИИ.
Справится ли товарищ Троцкий? Хороший вопрос... Для широких советских масс он уже бывший, но пока еще великий вождь великой революции. У него сотни тысяч убежденных сторонников, еще больше сочувствующих, в том числе на высоких постах. Многие из них имеют богатый опыт работы в подполье, прекрасно знают, с какой стороны держаться за револьвер и винтовку, не стесняются ставить на кон жизнь - свою и врагов. В истории моего мира их сгубила идиотская позиция загнанного в политическую ловушку лидера: он до самого последнего момента призывал клевретов "честно и прямо работать на дело социалистической революции и первое в мире пролетарское государство", - пусть даже выражая открытое несогласие с отдельными решениями Политбюро и ЦК. Многие тысячи оппозиционеров оставили работу, службу, потеряли льготы, пошли в ссылки, а то и в тюрьмы.* Но никто и подумать не мог о жесткой идеологической борьбе против парти, и уж тем более, вооруженном противостоянии ЧК.
Короче говоря, нет и еще долго не будет для Советской России опаснее человека, чем ее же бывший наркомвоенмор. Поэтому мне придется помочь врагу моего врага.
Хотелось бы вдобавок направить его на нужный путь, только боюсь, не отросла направлялка. Но все же хочу надеяться, Льву Давидовичу достанет здравого смысла; он выберет правый проект, так хорошо показавший себя в руках Дэн Сяопина. Как там говорили, "одна страна две системы"?*** Вот пусть и подумает, чем госмонополизм НЭПа хуже непонятного социализма?
Для обоснования позиции мне даже не требуется ничего изобретать. В учебнике истории приведен готовый солюшен по квесту "Большой скачок в Китае", который местные коммунисты устроили в аккурат к десятой годовщине своей победы в своей гражданской войне. Три года, то есть с 1958 по 1961, китайский народ под мудрым руководством Мао Цзедуна догонял и перегонял, загонял сам себя в коммуны, удваивал, утраивал, а выпуск стали - так вообще удесятерял. То есть провели каноническую индустриализацию с опорой на агрессивную коллективизацию.