— Опомнись! Вспомни в этот час всю свою жизнь, найди смысл, иначе будет поздно и к тебе никогда уже не вернется счастье. И он подчинился. Он вспомнил всю историю своего происхождения, свои годы в образе человека, свое вхождение в рай и особенно тот момент перед тем, как он стал деревом, тот чудесный миг, когда он держал в руках волшебный камень. Тогда, когда ему открылась возможность любого превращения, жизнь била в нем ключом, как никогда! Он вспомнил птицу, которая смеялась тогда, и дерево солнце-луну, его охватило предчувствие, что он тогда упустил что-то, что-то забыл и что совет змия был не очень-то и хорош.

Девушка услышала в листьях дерева Пиктор шум, она взглянула вверх и почувствовала, ощутив в сердце внезапную боль, как внутри ее зарождаются новые мысли, новое желание, новые мечты. Неведомая сила влекла ее, и она села у корней под дерево. Она чувствовала себя одинокой и грустной, и при этом красивой, отзывчивой и благородной в своей немой печали; чарующе звучала для нее тихая песня шумящей кроны. Она прислонилась к грубой коре дерева, почувствовала, как оно содрогнулось, ощутила тот же священный трепет в груди. И странную боль в сердце, высоко в небе над ней проплывали облачка, из ее глаз медленно покатились крупные слезы. Что все это значило? Из-за чего она так страдает? Почему ее сердце рвется из ее груди и готово слиться с ним, стремится туда, в это прекрасное одинокое дерево?

А дерево тихонько дрожало от верхушки до самых корней; из последних сил собрав в себе все жизненные силы, тянулось к девушке в жгучем желании объединиться с нею. Ах как перехитрил его змий, изгнав и навсегда приковав в одиночестве — деревом! О, какой же слепец, какой он глупец был тогда! Разве он был так несведущ, так далек от тайн жизни? Нет, тогда он, пожалуй, подспудно ощущал и предчувствовал это — ах, и с грустью и глубоким пониманием думал он теперь о дереве, бывшем одновременно и мужчиной и женщиной!

И тут прилетела птица с красными и зелеными перьями, красивая птица, и полет ее был смелым и стремительным, она описала дугу. Девушка смотрела на нее, как она летает, увидела, как из ее клюва что-то выпало и засверкало красным, словно кровь, красным, как пламя, оно упало в зеленую траву и пылало в зелени так доверительно, его красный свет был таким ярким, что девушка наклонилась к нему и подняла это что-то красное. Это был кристалл, драгоценный камень карбункул, и там, где он появляется, отступает тьма.

Стоило только девушке взять волшебный камень в белые руки, как исполнилось вскоре то желание, которым полнилось ее сердце. Красавица исчезла, ушла в землю и воссоединилась с деревом, дала сильный молодой побег на его стволе и стала быстро подниматься к его кроне.

И все стало хорошо, мир вошел в свою колею, и наконец-то был обретен рай. Пиктор больше не был печальным деревом, он громко пел теперь «Пиктория, Виктория…».

Он добился превращения. И поскольку на сей раз это было истинное и вечное превращение, потому что из половинки он стал цельным, он мог в таком состоянии и в дальнейшем превращаться в то, во что ему захочется. По его жилам постоянно текла животворная сила волшебного превращения, он вечно был частью ежечасно протекающего процесса творения.

Он становился серной, он становился рыбой, он становился человеком и змеей, облаком и птицей. Но в каждом образе он был цельным существом, был парой, был солнцем и луной, мужчиной и женщиной, плыл как параллельно текущие реки по землям и странам, стоял двойной звездой в небе.

1922

ЧТО ПОЭТ УВИДЕЛ ВЕЧЕРОМ

Южный июльский день подходил к концу, розовые вершины гор окутывала синеватая летняя дымка, на равнинах пышно буйствовала в душном и влажном воздухе сытая растительность, высоко поднялись мощные стебли налившейся кукурузы, на многих полях зерновые были уже убраны, а к теплому, мучнисто-сытому запаху пыли на проселочных дорогах примешивался сладкий перестоявший запах полевых и садовых цветов. В сочной траве земля еще удерживала дневное тепло, отсвет деревенских крыш отбрасывал с золотым блеском тепло в надвигающиеся сумерки.

От одной деревни к другой шла по нагревшейся дороге любовная парочка, шла медленно и бесцельно, оттягивая расставание, то свободно держась за руки, а то обнявшись, плечом к плечу. Они шли красиво, словно плыли в воздухе в легких летних одеждах, переливавшихся красками, в белых туфлях, с непокрытой головой, гонимые любовью в тихой вечерней лихорадке: девушка с белым лицом и белой шеей, мужчина загорелый, оба изящные и прямые, оба красивые, оба слившиеся в этот час в едином порыве чувств, словно в них билось одно сердце на двоих, питая их страсть, и при этом были оба совершенно разными и далекими друг от друга людьми. Это был час, когда дружба стремилась перерасти в любовь, а игра становилась их судьбой. Оба улыбались, и оба были серьезны до крайности.

В этот час на дороге между обеими деревнями не было ни души — крестьяне, работавшие в поле, уже разошлись по домам. Недалеко от одной усадьбы, ясно просматривавшейся сквозь деревья, словно солнце еще не ушло, влюбленные остановились и обнялись. Мужчина нежно подвел девушку к краю дороги, к низкой каменной ограде, они сели на нее, чтобы еще какое-то время побыть вдвоем, чтобы не входить в деревню и не встречаться с людьми, чтобы провести вместе этот остаток их обоюдного пути. Они тихо сидели на каменной ограде, среди гвоздик и камнеломки, а над головами шелестели листья виноградной лозы. Сквозь пыль и благоухание из деревни доносились звуки: играли дети, мать звала своего ребенка, мужской смех, — издалека слышались неуверенные звуки старого рояля. Они сидели тихо, прижавшись друг к другу, чувствовали легкое прикосновение виноградных листьев к своим головам, окружавшие их запахи, теплый воздух, уже насыщенной росой и прохладой.