– Стол есть, – сказал он. – Пора и пожрать!

И в этом был, конечно, глубокий смысл.

Мне не хотелось, чтобы читатель думал, будто речь здесь идет о забулдыгах. Это не так. Как говорится, не генеральный момент во взаимоотношениях с действительностью. Но когда эта действительность, эта реальная жизнь чрезмерно отягощает, – хочется разделить ее тяготы хотя бы на троих. Случается! Простите – случается.

В ресторане «Мой старик» было чрезвычайно уютно. Что-то откуда-то свисало, где-то журчало, мягко освещало и даже порхало над нашими головами.

Первое, что нам подали, – это небольшие пуховые подушки.

– Чтобы отдыхали ваши уважаемые ноги, – сказал официант с полупоклоном.

Мы скинули сандалии и возложили ноги.

– Нет, братцы, моя голова уважаемей ног, – сказал Петя, пристраивая подушку на столе.

– Простите, это вы говорите на португальском? – спросил официант.

– Вообще-то на русском, – ответил Петя. – Только когда мы поддавши, он звучит, как португальский.

– Так вы русские? – приятно поразился официант. – А знаете, как меня зовут? Ленин Иван!

– Елки-палки! – Петя тяжело привстал и запел родной гимн, переходя время от времени на «проклятьем заклейменного».

И Оля неожиданно начала тоненько подпевать – «воспрянет дух людской!»

Ленин Иван выслушал с почтением.

– Я принесу вам лучшую еду полуострова Юкатан! – сказал он, смахивая счастливые слезы.

А Петя как-то выдохся, разом ослаб и задремал, устроив уважаемую свою голову на пуховой подушке.

– Ну вот – какое свинство! – сказала Оля, довольно, впрочем, дружелюбно. – Будите его, будите, а то храпеть начнет.

Я потрепал Петино ухо, приговаривая:

– Не спи, не спи. Не предавайся сну!

– Ты вечности заложник, у времени в плену! – с выражением добавила Оля.

– Кстати, о времени, – сказал я. – Понимаю, что это не слишком деликатно, но меж друзей возможно. Сколько вам стукнуло?

– Двадцать девять, – мило улыбнулась Оля. – Конечно, если считать по венерианскому календарю, где 584 дня в году.

– А по календарю майя тебе, мамочка, семьдесят! – приоткрыл глаз Петя. – У них в году 260 дней.

– Спасибо, Петр! – кивнула Оля. – Ты уж меня тогда называй бабушкой, а не мамочкой!

– А вообще-то здорово эти майя устроились, – продолжал Петя. – В месяце двадцать дней! Значит, получка-то куда как быстрее подходит. И набирается восемнадцать за год. Да еще, при хорошем раскладе, может быть девятнадцатая!

– Чего-то у тебя, Педро, с арифметикой фигово, – заметил я.

– Разве? – удивился Петя.

– Педро?! – четко отреагировала Оля, – Это что же за Педро такой? Педро, Педро, принеси ведро!

И она расхохоталась венерианским смехом.

Петя поглядел на меня укоризненно:

– Я тебя предупреждал. Горшки уже были, теперь ведра пошли!

Все-таки что-то волшебное происходит порой в этом мире. Не успели мы развить тему ведра, как оно приблизилось к нашему столу – об руку с Лениным Иваном. То есть он притащил ведерко с шампанским.

– Выпьем, друзья, за вождей и поводырей, – сказал я, наполняя бокалы.

– Это в каком смысле? – спросила Оля.

– Это без смысла, но за вас!

Мы выпили шампанского, и я неожиданно ощутил, что некоторые мои чакры приоткрылись, заструилось что-то слегка рифмованное, слегка ритмическое.

– О женщина! О Афродита! – воскликнул я, окончательно пробудив Петю. – В душе ее сокрыт небесный дар! И даже в сердце зверского бандита любовный нанесет она удар! Всегда гляжу на женщину с любовью – мне трудно оторвать от ней глаза. Клянусь я в том мужскою кровью.

– Ну ты, брат, даешь дрозда! – заметил Петя.

– Молчи, Петр, молчи! – томно сказала Оля. – Это поэзия! – И глаза ее затуманились легкой слезой.

– Навряд ли муж за ссыльною женою пойдет терпеть лишения в Сибирь, – несло меня дальше. – Мужчина не пожертвует собою, хотя жена – его духовный поводырь!

– Слушай, Петр, что писали умные люди! – кивала Оля. – Это, кажется, Некрасов?

– Что-то в этом роде, – скромно сказал я. – Да, женщина возвышенной любовью спасет заблудший этот мир. Клянусь я в том мужскою кровью!

– Спасибо, спасибо. Это лучший подарок на мой день рождения! – приговаривала Оля. – Выпьем, друг мой, на брудершафт!