Шрифт:
– Не хочешь ли ты меня выгулять, мил друг? В такую погоду нормальная собака хозяина на улицу не выгонит. – Я ворчала, засовывая голые ноги в китайские шлёпанцы. – Я на крыльце постою, а ты быстро справляйся и домой, ага?
Мастифф выбил дверь, стоило мне повернуть замок, и в несколько скачков добежав до калитки, перемахнул через забор. Куда это он? Я, скользя мгновенно промокшими ногами в шлёпанцах, а ими по каменной дорожке, поспешила на улицу ловить своего монстра. До калитки осталось пара метров, когда Бакс решил вернуться во двор тем же способом. На меня летела мокрая серо-голубая туша под восемьдесят кг живого веса с мощными когтистыми, вытянутыми вперёд лапами и красными скошенными глазами. Встречный поток воздуха сгрёб с морды складки и брыльки, оголив раскрытые в широкой собачьей улыбке страшные челюсти с длинным, свешанным вбок языком.
Разыгравшееся чудо-юдо, конечно же, не метило в меня. Просто я, со своим вселенским невезением, оказалась не в то время и не в том месте. Как обычно. Мощный удар сначала лап, сильно оцарапавших мне кожу, а потом и всего тела пса, сбил меня с ног, отбросив на грядку со свежими посадками. Приземлившийся на меня Бакс тут же вскочил и вцепился сначала в полу некогда белоснежного халата, потом за воротник, и, весело рыча, потащил меня рывками в кусты смородины. Не знаю, хотел ли он меня поднять или спрятать в кустах, а может поиграть со мной в прятки, но бороться с мастиффом у меня сил не было. Я хватала ртом воздух, выбитый ударом лапы в солнечное сплетение, по лицу лились то ли слезы, то ли дождь, то ли всё вместе. А пёс радостно лаял пароходным басом, припадая на передние лапы и срываясь в безумный бег по всему огороду. Я бы рада, конечно, поскакать с ним по грядкам и полаять от радости на дождь, но…
– Бакс, ко мне! Гулять!
Василина зовёт живое торнадо за дом в лес, пока он не смешал с грязью молодые саженцы. Хотя… Уже смешал… Куда уж больше… Алексей сильными руками подхватил меня, подняв на трясущиеся ноги и, крепко удерживая скрюченное от боли тело, повёл в баню. Мы всегда держим в ней тёплую воду, чтобы не перегружать септик. Варя, не выпуская мальчишек из дома в дождь, уже принесла туда домашний костюм и полотенце.
Спустя час вволю нагулявшийся мастифф мирно дрых у камина, обсыхая после купания. Я приходила в себя в кресле-качалке с полным бокалом терпкого бордо. Девчонки с зятем, вспоминая происшествие, иногда тихонько посмеивались, иногда срывались в весёлый хохот. Мне не было обидно. Я и сама уже смеялась над всем и не сердилась на пса. Теперь мне было понятно, что за веселье мешало мастиффу выполнять служебные обязанности. Я понимала великана, потому что тоже любила дождь. Но… отныне я буду слушать прогноз погоды. А пса научу ходить на унитаз… Или просто сделать выход из дома сразу в лес?
***
… и снова ничего не произошло. Что за напасть такая?! Неужели мне придётся поднимать сушу по клочкам? Да я всю жизнь на это угроблю! Эээ, нееет! Сейчас наберу воздуха побольше и кааак…
– Стой!
Что «стой»? Ну что «стой», Паша?! Паук взмыл ввысь от хлынувшей на пляж волны. Оказавшись среди звёзд, я увидела – терраформинг шёл полным ходом, грохоча разламывающимися материковыми плитами, складывающимися в горные массивы. Океан кипел, бурлил, пенился, захватывал низкие участки суши и с сердитым рокотом отступал от прибрежных скал и возвышенностей. Его воды синими животворящими жилками пропитали тело Сантерии, наполняя изнутри реки и озёра, разливаясь в поймах и обрушиваясь водопадами.
– Йёохууу! Получилось!
Конечно же, планета внесла свои весомые коррективы в нашу карту. Но от этого очертания материков и островов стали только интереснее и естественнее. Вулканы, выплёскивающие свои расплавленные внутренности, появились там, где им положено естественным балансом природы. Несколько мегасуперов поднялись из глубоководного океана, окружающего их раздражённым шипением вскипающей воды. Моя новорожденная планета пробовала силу своих мыщц, громко утробно ревела и скрежетала быстро растущими зубами горных пиков. Моя красавица соединила концы огромного материка, надев его как корону и разделив синий водный шар на два океана. Мы с пауком любовались, как Сантерия, перекроив наш замысел, показывала свой характер и формировала свои изящные заманчивые формы. Как девушка надевает украшения, так и моя Сантерия украшала себя брошкой острова, похожего на спиральную галактику, ожерельем второго материка и тонкими полумесяцами цепочек островов.
– Ух ты, красавица моя! Зубастенкая получилась, но улыбчивая! Смотри!
Я показала пауку рукой на полукруглую скалистую косу, с глубокой расщелиной между высоченными горными массивами. Улыбаясь влажными каменными губами, Сантерия будто дразнила белым язычком клубящегося в разломе тумана.
– Ах ты, моя хулиганка!
Невидимая нить, тонкая, как тень и крепкая, как паутина, соединила меня и Сантерию. Она предстала предо мной красивой стройной девушкой, обладающей небывалой жаждой жизни. Босая, в коротком платье из синего океана, красиво струящегося вокруг её сильного молодого тела, она протягивала мне руки. Корона материка окружала её головку с длинными, как у меня волосами. Наши зелёные глаза встретились. Я коснулась протянутых ладоней и почувствовала, как её жизненные соки смешиваются с моими, проникая в мой кровоток. И как мой кровоток вливается в её синие жилки. Отступив на шаг, Сантерия закружилась, разбрасывая океанские брызги. Она балансировала свой наряд, выбрасывая лишнее. Я ловила в ладошку не нашедшие себе место осколки и капли и лепила из них новый шар – маленький спутник – покрытый горами и синими водами океана. Я выпустила его из ладошек, а Сантерия, поймав, раскрутила на тонком пальчике, не прерывая своего ставшего размеренным вращения. Она постепенно растворялась, увеличиваясь в размерах, пока не растаяла во вздохе успокоившейся планеты.
Отныне мы связаны навсегда. Погибнет одна – погибнет другая.
Я стряхнула наваждение. Паук возвращался на планету. Его мыслеформа передавала радость свершившегося таинства. Хотелось плакать от распиравших меня прекрасных чувств. Паша нёсся над поверхностью Сантерии, а я, обследуя созданный мир, творила и вытворяла: засыпала молочно-белым песком пляжи, вскрывала лазоревые гейзеры в предгорьях вулканов, насыпала полосатые оранжево-розовые дюны и разглаживала острые края живописных каньонов. Оторвав глыбы от серых кряжей и сделав их диамагнитными, я подвешивала их в тумане над бездонными ущельями. Имея разные размеры и вес, они местами образовывали лестницы в небо, и это было необыкновенное зрелище. Я вытягивала верхушки хребтов, соединяя их огромными слоистыми арками, и роняла куски скал, делая мосты между серо-чёрными каменными столбами, рассыпала в реки золотоносный песок, а горные породы смешивала с драгоценными камнями.
Корону Сантерии – крупнейший материк – я назвала Арсориан. Два океана, омывающие его берега, тоже получили имена – южный Изоксиген и северный Грейзен. Несколько крупных островов будут отзываться на Арсоний, Синкарион и Соинари. Южный материк, намного меньше короны и похожий на ожерелье, стал Саторием и обзавелся песчаной пустыней и прериями, кое-где расцвеченными живописными каньонами.
Ещё долго, как модный стилист, я прихорашивала Сантерию. Наконец, паук вернул нас на пляж у знакомого леса, названного Изначальным. Прибрежная коса, засыпанная горячим песком, стала широкой, а лес, будто поднявшись на ступеньку, выглядел исполинской колоннадой на ровной поверхности мягкого чернозёма. Я лежала на животе, болтая ногами в воде. Паук, подогнув под себя лапы, отдыхал напротив. Мне было уютно и радостно. Я чувствовала, что ничего плохого не может со мной случиться в этом мире.