Во дворе седоватый и осанистый старший надзиратель в синей форме шел, позвякивая ключами, впереди Райдера.

— Все в порядке, — сказал он привратнику, также одетому в синее. Номер двести девяносто девять выходит. Его ожидают?

— Нет, сэр!

— Ладно, открывай!

Лязгнул ключ в замке.

— Всего доброго, — сказал старший надзиратель,

Бывший заключенный повернул к нему улыбающееся лицо и кивнул головой, потом обернулся к привратнику, кивнул и ему и прошел между ними, надевая на ходу серую фетровую шляпу. И снова лязгнул ключ в замке.

— Улыбается, — заметил привратник.

— Да, такого ничем не проймешь, — сказал старший надзиратель. — Но, как я слышал, он умный человек.

В голосе его звучало возмущение и что-то вроде, удивления, он как будто понял, что это замечание помешало ему оставить за собой последнее слово.

Засунув руки в карманы, освобожденный не торопясь шел по середине тротуара. В этот тусклый октябрьский день улицы были заполнены людьми, спешившими на обед. И всякий, случайно взглянув на этого прохожего, мгновенно отводил глаза, как отдергивают палец от раскаленного утюга…

2

Тюремный священник, собиравшийся провести свой выходной день в городе, увидел на платформе человека в серой шляпе, лицо которого показалось ему знакомым.

— Да, это я, — сказал тот. — Бывший номер двести девяносто девять. Райдер.

Священник удивился.

— А… гм… — начал он, заикаясь. — Вы вышли сегодня, так, кажется? Надеюсь, вы…

— Спасибо…

С грохотом подошел поезд. Священник вошел в купе третьего класса. Бывший № 299 последовал за ним. Священник был крайне удивлен: этот человек как будто и не сидел в тюрьме! А между тем это тот самый заключенный, у которого он в течение двух лет не имел, если: можно так выразиться, никакого успеха и от которого всегда уходил с чувством какой-то неловкости.

Вот он сидит напротив, читает газету, курит сигарету, как равный среди равных. Священник опустил газету и стал смотреть в окно, пытаясь решить, как ему держать себя, но, почувствовав, что за ним наблюдают, уголком глаза взглянул на сидевшего напротив. На лице у того было ясно написано: «Чувствуешь себя неловко, не так, ли? Но ты не беспокойся. Я против тебя ничего не имею. Тебе и так чертовски скверно».

Не подыскав подходящего ответа на этот взгляд, священник сказал:

— Хороший денек. Какая красота вокруг!

Бывший № 299 посмотрел на ландшафт за окном.

Он улыбался, но у него был вид голодного человека, и священник предложил:

— Не хотите ли бутерброд?

— Спасибо.

— Извините, я хочу у вас спросить, — сказал священник через некоторое время, стряхивая крошки с колен. — Что вы намерены теперь делать? Я надеюсь, вы…

Ну что он мог сказать? «Начнете новую жизнь?», «Исправитесь?», «Теперь все у вас пойдет хорошо?». Ничего этого он не мог сказать и взял сигарету, предложенную бывшим № 299. А тот тоже заговорил; он произносил слова медленно, они как бы впервые сходили с языка и с трудом пробивались сквозь табачный дым.

— Эти два года были для меня драгоценны.

— Ага! — сказал священник с надеждой.

— Я чувствую себя великолепно. Настроение священника омрачилось.

— Вы хотите сказать, — начал он, — вы не раскаиваетесь, что вы не… э-э-э…

— Да, им просто нет цены!

Выражение его лица огорчало священника: суровое, холодное и с такой странной улыбкой. Никакого смирения! Ему еще предстоит узнать, что общество не потерпит такого поведения. Нет, не потерпит! И очень скоро ему укажут его место.

— Боюсь, вы скоро убедитесь, — благожелательно начал священник, — что люди ничего не забывают и ничего не прощают. У вас есть семья?

— Жена, сын и дочь.

— Как они вас встретят?

— Этого я не знаю.

— А ваши друзья? Я только хочу вас немного подготовить.

— К счастью, у меня есть средства.

Священник пристально смотрел на него. Какое счастье!.. Или, быть может, несчастье?

— Если бы меня можно было сломить, то ваша тюрьма, конечно, сломила бы меня… Не угодно ли еще сигарету?

— Нет, спасибо.

Священник опечалился. Он всегда утверждал, что с «ними» ничего не поделаешь до тех пор, пока их воля не сломлена. Грустно видеть человека, получившего такой урок и все же оставшегося столь непокорным! Закрывшись газетой, он попытался читать. Но взгляд человека, сидевшего напротив, казалось, проникал сквозь газетный лист, и священнику было очень не по себе. Очень!

II

1