Подав отцу полотенце, юноша повернулся, чтобы уйти. Но у двери остановился.

— Отец…

— Вот именно! Эти естественные родственные связи постоянны и не подлежат изменению.

Юноша повернулся и выбежал из ванной. Внизу, у лестницы, мать и сестра ожидали его.

— Ну?

— Ничего не вышло. Я просто не мог заявить ему, что мы хотим, чтобы он уехал.

— Конечно, мой дорогой, я понимаю.

— Ах, мама! Джек, ты должен!..

— Не могу. Я сейчас пойду их предупредить.

И, схватив шляпу, Джек убежал. Он бежал в вечернем тумане мимо маленьких домиков и пытался что-нибудь придумать. На углу, в конце ряда домиков, он остановился и позвонил.

— Можно видеть мисс Мэйбл?

— Она одевается, сэр. Войдите, пожалуйста.

— Нет. Я подожду здесь.

Стоя в темноте на крыльце, он репетировал: «Ты прости, но к нам приехал неожиданно один человек по делу…» Да, но что сказать, по какому делу?

— Здравствуй, Джек!

В дверях появилось видение — русая головка, розовое круглое, голубоглазое личико над пушистым свитером.

— Послушай, дорогая… закрой дверь.

— Зачем? Что такое? Что-нибудь случилось?

— Да, изрядная неприятность…. Сегодня тебе нельзя будет к нам прийти, Мэйбл.

— Не обнимай так крепко! А почему нельзя?

— Ну-ну. Так… есть причины.

— А я знаю! Твой отец вышел из тюрьмы.

— Что? Да как ты…

— Ну, конечно, мы все это знаем. Теперь мы должны быть очень внимательны к нему.

— Неужели ты хочешь сказать, что Родди и все… а мы-то думали, что никто ничего не знает.

— Что ты, все знают! Одни к этому относятся так, другие иначе. Я иначе.

— А ты знаешь, что он сделал?

— Да, я раздобыла газету и прочла весь отчет о процессе.

— Но почему ты мне ничего не рассказала?

— А ты почему не говорил?

— Это было так ужасно! А ты как думаешь?

— Я думаю, что с ним поступили безобразно.

— Но нельзя же разрешать подобные вещи.

— Почему нельзя?

— Но откуда же тогда будут браться люди?

— Англия и так перенаселена. Все это говорят.

— Это — совсем другое дело. А тут закон.

— Слушай, если ты хочешь спорить, то заходи в дом. Тут здорово холодно.

— Нет, я не хочу спорить. Мне надо еще предупредить Родди. Как хорошо, что ты все понимаешь, милая! Только… ты не знаешь моего отца.

— Значит, мне нельзя прийти?

— Не сегодня. Мама…

— Она, наверное, страшно рада?

— Д-да… она рада…

— Ну, всего хорошего. И знаешь что, ты отправляйся домой, а я скажу Родди. Ну-ну, не мни меня!

Возвращаясь бегом домой мимо маленьких домиков, Джек думал: «Как странно, боже мой! Все оказалось наоборот. Она! Она!.. Это очень современно».

3

Бывший № 299 сидел у камина, зажав сигарету в улыбающихся губах. Перед ним стоял стакан. В камине потрескивали угли. Часы пробили одиннадцать. Бросив окурок в золу, он потянулся и встал. Поднялся по лестнице, открыл первую дверь. В комнате было темно. Послышался тихий голос:

— Филипп?

— Я.

Он повернул выключатель, вспыхнул свет. Его жена сидела в постели очень бледная. Она пролепетала:

— Сегодня? Ты непременно хочешь?..

Бывший № 299 подошел к кровати, губы его все улыбались, в глазах было голодное выражение.

— Вовсе нет. В тюрьме приучают к воздержанию. Тебе сейчас противно?.. Пусть будет так. Спокойной ночи.

Голос из постели еле слышно отозвался:

— Филипп, ты меня прости. Но все это… так неожиданно… И я…

— Пустяки.

Он повернул выключатель, и свет погас. Дверь закрылась.

Три человека не могли уснуть в доме. Один спал. Те трое, что не спали, думали:

«Если бы только он дал нам повод пожалеть его! Если бы мы могли его полюбить! Его самообладание просто пугает и отталкивает. Оно неестественно. Ему бы следовало искать нашего сочувствия и сочувствовать нам. А он, кажется, ни к себе, ни к нам, ни к кому на свете ничего не чувствует. А что будет завтра? Разве можно теперь жить здесь? Сможем ли мы терпеть его присутствие в доме или поблизости? Он страшен!»

Спящий лежал в постели, в настоящей постели впервые за тысячу и одну ночь. Глаза на лице, как бы вырезанном из слоновой кости, были крепко закрыты. Он спал и во сне улыбался, радуясь мягкости своего ложа. Уже после рассвета бодрствующие уснули, а спящий проснулся. Его взгляд искал одежду, сложенную на полке в углу, а пониже — блестящую жестяную кружку, искал глазок в двери и полосу клеевой краски на стенах тесной, накрепко замкнутой камеры. И вдруг кровь отлила от сердца: ничего этого не было! Все его существо боролось с фантастичностью окружающего. Он лежит в комнате и видит, как свет пробивается сквозь ситцевые занавески, и на нем ночная рубашка. А под ним самая настоящая простыня! Он вздрогнул, не смея себе поверить, затем откинулся назад и лежал, улыбаясь, разглядывая оклеенный бумагой потолок.