У Витьки из разбитого носа снова пошла кровь, каплями скатывалась в пыль на дорогу. Антоша, в брюках от дорогого костюма, в измявшейся белой рубашке, пропитанной потом, едва стоял на трясущихся ногах.

– Пацаны, простите меня… Простите, я не хотел…

Тимур дал ему хлебнуть из своей бутылки.

Больше машины не показывались.

Тень упала на дорогу – в том месте, где лежало сплющенное ведро и грелась свалка под солнцем. Там, где мотор заглох в первый раз.

Они бежали, а потом шли по дороге – шли, пока хватало сил. Почему я не ходил в тренажерный зал, спрашивал себя Тимур. Почему я ленился, не бегал, не ходил в тренажерный зал…

Антоша сбросил щегольские узкие туфли и пошел босиком, морщась на каждом шагу:

– Ну, я дурак… У меня же были кроссовки в багажнике…

– Мужики, – хрипло сказал Витька. – А может, оно не…

Он запнулся.

Четверым было ясно, что расстояние очень медленно, очень медленно сокращается.

– Может, оно не станет нас убивать, – безнадежно сказал Витька.

– Оно прочитает нам лекцию о правилах хорошего тона, – задыхаясь, предположил Тимур.

– Можем же мы объяснить, – начал Антоша.

– А оно станет нас слушать?

Игорь обернулся через плечо:

– Что оно… Что это? Кто это? Скажите мне, может, мы с ума сошли? Может… Что это такое, что идет за нами, что это такое?!

Он повторял и повторял, и от частого употребления слова теряли смысл.

– Чтоэ тото коеч? Тоо ното кое?

– Нам надо разойтись, – сказал Тимур.

Витька, идущий впереди, обернулся.

– Если оно идет за всеми, у нас все равно нет шансов, – сказал Тимур. – Но если оно идет за кем-то одним…

«За мной…»

– …Тогда у остальных есть надежда, что оно отстанет.

– Принято, – сказал Витька.

Они остановились.

Справа по-прежнему тянулась кукуруза. Слева – пустое поле. Игорь подумал, что если уходить – так налево. Лучше видеть издалека того, кто идет за тобой, чем оглядываться каждую секунду и ждать, что вот сейчас из стеблей появится…

Он мигнул.

Лесополоса была теперь совсем близко. Безнадежно редкая – тополя в два ряда, да кое-какой подлесок. И зайцу негде спрятаться.

– Разбегаемся, – прошептал Тимур.

Он задержались еще на секунду. Переглянулись, понимая, что больше никогда не встретятся, и разошлись. Витька побежал направо вдоль лесополосы, Игорь свернул налево, Антоша кинулся в кукурузу, надеясь спрятаться. Тимур какое-то время стоял на месте…

А потом похромал вперед, по дороге, не оглядываясь и не видя, как на разбитый асфальт падает тень.

Эту историю рассказал нервный молодой человек в аэропорту Борисполь, у пыльного окна во всю стену, за которым видна площадь перед аэровокзалом и – в перспективе – дорога. Рейс задержали на полчаса. У молодого человека был билет через Франкфурт до Сингапура и только два часа стыковки во Франкфурте. Он сильно нервничал – как мне показалось, оттого, что мог опоздать на сингапурский рейс, и то и дело поглядывал через стекло на дорогу – взгляды были, как нервный тик.

Он рассказывал о приключениях своих друзей после свадьбы то в первом лице, то в третьем, путал имена и, казалось, сочинял историю на ходу.

– За самолетом ему не угнаться, – сказал он, ежесекундно поглядывая на дорогу. – И в Индонезию не доплыть. Вы знаете, я ведь из Сингапура лечу в Индонезию…

По радио объявили, что наш рейс задерживается еще на полчаса. Молодой человек, и без того бледный, сделался как синька.

– Я сейчас, – сказал он и пошел через зал к туалету. Он шел и то и дело оборачивался ко входу, туда, где сотрудники аэропорта пропускали пассажиров через рамку, а их багаж – через рентгеновский аппарат.

Он ушел, оставив летнюю куртку на сиденье, и больше никогда за ней не вернулся. Спустя несколько минут наступил переполох, из мужского туалета выскочили ревущий мальчик и его перепуганный отец, прибежала охрана, замелькали белые халаты, половину зала оцепили…

Я так и не знаю, что случилось с моим собеседником. Боюсь, инфаркт. Он был такой нервный.

Весь урок они сидели тихо, как мышки, но теперь то один, то другой начинал вдруг ерзать. Две минуты до звонка: Владка, укрывшись за спиной Олега, соорудил крохотный лук из прутика и нитки. Алена уже три раза посмотрела в окно, где над весенней травой дрожали крыльями бабочки. Света потихоньку дергала ее за косу, но Алена не обращала внимания.

Миша, не утерпев, поднял руку:

– Геннадий Евгеньевич, можно выйти?

– Сейчас прозвенит звонок, – он поглядел на часы. – Домашнего задания сегодня не будет…