— А где они садятся?

— Да везде садятся. Вот против той речки иной раз покормиться подлетают. А больше — середи озера. Или на лебедей метишь?

По берегу с лаем носились собаки, грязные и мокрые до ушей. Солнце уже зацепило за дальний лес. Все вблизи покраснело, а дальний берег покрылся пепельными и сизыми тенями.

Вдруг где-то высоко в небе звоном прозвонил крик: «Кильви-и!»

Охотники насторожились.

— Тише! Лебеди! — сказал дядя Митя.

Все четверо подняли головы, пристально вглядываясь в небо. Две большие птицы, розовея в лучах вечернего солнца, летели над озером. Они перекликались. Их гармоничный крик слышался далеко.

Охотники напряженно следили за их полетом. Лебеди сделали над озером круг и понеслись куда-то дальше — к северу, — все уменьшаясь, уменьшаясь, и только их крик едва доносился: «Кильви-и!» Сперва дед Василий сказал: «Не видать». Потом папа и дядя Митя: «Уже не видать». А Володя острыми глазами все еще следил за полетом больших розовых птиц. Наконец и он со вздохом сказал:

— И я не вижу.

Володя отошел в сторону и громко, по-охотничьи крикнул:

— Гоп-го-оп!

Из ближней полыньи сорвались стаей утки, полетели к дальнему берегу.

Собаки, махая хвостами, понеслись по яру.

— Ты что кричишь? — спросил папа.

Володя показал на дальнюю полынью.

— Посмотри, сколько уток.

— О-го, в самом деле, охота будет хорошая.

И долго стояли на яру трое — папа, дядя Митя и Володя. Смотрели, как подымались с воды птицы и бродили по озеру тени. А далеко-далеко лаяли собаки.

Потушили лампу, но никому не спалось. И собаки не спали в сенях. Слышно было, как возились они и ворчали.

— Я ни разу не охотился на лебедя, — сказал дядя, — раз нарочно ездил на Каспий в устье Урала — и неудача.

— Да, редкая птица. Я только раз убил пару. Это года четыре тому назад было.

— Папа, я ведь помню, как ты привез их. К нам столько народа приходило смотреть.

— Одного убил, а другой сорвался. Долго кружился, не хотел улететь. Подлетит — зовет убитого. Ну, я выбрал момент и этого срезал.

— А уральские казаки охотятся так: весной, когда лебедь линяет, они садятся на бударки — такие узкие лодки, очень легкие на ходу — и гонят его в море. Лебедь не может подняться на крылья, плывет по морю. Казаки за ним. И вот лебедь выбьется из сил, и здесь его бьют прямо веслом.

— Ну, это уже зверство.

— Почему зверство? Охота как охота.

— А вот, когда я был помоложе, — начал дед Василий, — я ходил на гусеванье в Обскую губу. Вот тоже гусей-то били… Страсть. Горы целые добывали.

Не мигая, полуоткрыв рот, слушал Володя.

— Надо брать самую крупную дробь — картечь лучше всего, — сказал дядя Митя.

— Ну, нам теперь не до лебедей. Лебеди теперь — мечта. Нам бы уток да гусей побольше.

— Папа, где у тебя патроны с картечью лежат? — спросил Володя.

— Зачем тебе?

— Хочу завтра взять у тебя парочку.

— Или за лебедем хочешь пойти?

И все засмеялись: и папа, и дядя Митя, и дед Василий.

— Ишь прыткий какой Володя у вас. Прямо ему подай лебедя! — сказал дед.

Шутили долго. Володя все краснел, и хорошо, что темнота была, не видно. А в сенях возились собаки.

Темно еще было, когда в хлевушке возле избы протрубил третий раз петух. Дед Василий завозился в уголке на соломе. Володя вскочил, метнулся к окошечку, посмотрел и поспешно начал собираться.

— Вставайте, уже заря, — громко сказал он.

— Но рано еще. Куда с эстих пор? — лениво отозвался Василий.

— А сколько времени? — сонно спросил папа.

— Третьи петухи спели.

— Ну, это рано. Беспокойный ты, Володька. Куда в такую рань? Полежи еще с полчаса.

— Нет, я пойду.

Спокойно сказал будто. А сам был полон нетерпеливой дрожи. И в голове слова дяди Мити: «Лебедей бьют по зорям».

В темноте Володя оделся, порылся в папином патронном ящике, где между двухсот патронов, воткнутых рядами в просверленные дощечки, с правой стороны были патроны с картечью и крупной дробью, а с левой — с бекасинником.

Четверти часа не прошло — скрипнула дверь, и собаки в сенях взвыли от радости и нетерпения. Но как же их жестоко обидел Володя! Не взял их ни одной. Вышел и опять закрыл сени. Собаки так горько заплакали, что перебудили в избушке и папу, и дядю Митю, и деда.

— Экий же какой нетерпячка этот Володя, — заворчал дядя Митя, — что захочет, вынь-положь.

— На лебедей пошел, — усмехнулся папа.

И все трое рассмеялись.

— Как бы под лед не нырнул, — сказал дядя.

— Ну, он не дурак.